Андре Моруа: «Танатос» палас отель

— И вы не боитесь смерти? — спросил ее Жан.

— Конечно, боюсь, однако меньше, чем жизни!

— Это хорошо сказано, — заметил Жан.

— Я меньше всего заботилась об остроумии, — ответила она. — Расскажите мне, каким образом попали сюда вы.

Выслушав рассказ Жана Монье, она рассмеялась:

— Это совершенно невероятно! Вы хотите умереть только потому, что ваши акции упали в цене!

— Мои убытки — это только предлог. Это был бы пустяк, если бы у меня оставался смысл жизни… Я не сказал вам, что меня бросила жена. Во Франции у меня нет ни родных, ни друзей… И потом, чтобы быть до конца искренним, должен признаться вам, что я и Францию покинул из-за неудачи в любви… Ради чего же мне снова вступать в борьбу?

— Ради самого себя! Ради тех, кто может вас полюбить. Вы обязательно встретите такую женщину…

— Вы думаете, что может найтись женщина, которую я смогу полюбить и которая согласится делить со мной жизнь, полную лишений и борьбы?

— Я уверена в этом, — скачала она. — Есть женщины, которые ценят борьбу за жизнь и в бедности видят романтику. Вот я, например…

— Вы? — воскликнул Жан.

— О, я только хотела сказать…

Она умолкла и добавила:

— Я думаю, нам пора, мы остались в ресторане одни, и официант просто в отчаянии!

— Вы не думаете, что уже этой ночью… — спросил Жан, помогая ей накинуть на плечи меховой палантин. — Вы не думаете, что сегодня…

— О нет, — быстро сказала она. — Вы ведь только что приехали!

— А вы… Вы здесь давно?

— Два дня…

Они попрощались, условившись завтра пойти в горы.

Утром солнце залило ярким светом все вокруг. Жан Монье принял ледяной душ и поймал себя на том, что подумал: «Как хорошо жить!» Он тут же вспомнил, что понятие «будущее» укладывается для него в слова: «несколько дней»… Он вздохнул.

— Уже 10! Клара ждет!

Он быстро надел белый костюм и сразу почувствовал себя легко и спокойно. Возле теннисного корта Жан увидел Клару. На ней тоже было белое платье.

— Интересно… Вы расскажете мне? Как вы спали?

— Благодарю, отлично. Я даже подозреваю нашего дорогого директора: не подсыпают ли нам снотворного?

— Ну что вы, — рассмеялся Жан. — Я тоже спал, как новорожденный, и абсолютно нормальным сном. А сейчас совершенно свеж.

И добавил:

— И совершенно счастлив!.. Она посмотрела на него, улыбнулась, но ничего не ответила.

— Пойдемте по этой тропинке, — предложил Жан. — И расскажите мне историю этих двух австриячек. Будьте моей Шехерезадой!

— Я не думаю, что в нашем распоряжении тысяча и одна ночь…

— Да, наши ночи, к сожалению…

— Это две сестры. Близнецы. Росли вместе. Когда им исполнилось по 18 лет, встретили одного венгра из аристократической семьи, очень красивого и талантливого: он хорошо играл на скрипке… Обе до безумия влюбились в него. Через несколько месяцев он сделал предложение одной из них… Другая в отчаянии пыталась утопиться, но неудачно. Тогда сестры приняли решение вместе уйти из жизни. И вот в этот день они, как вы и как я, получили письмо из «Танатоса»…

— Это же сумасшествие! Они молоды и красивы. Немного терпения, и они…

— Мы все здесь потому, что нам не хватает немного терпения, — меланхолично ответила Клара. — Кто-то хорошо сказал, что у каждого из нас всегда найдется достаточно мужества, чтобы перенести чужое несчастье!..

Целый день клиенты «Танатоса» могли видеть мужчину и женщину в белых костюмах, гулявших по аллеям парка, возле скал и обрывов. В отель они вернулись, когда уже совсем стемнело, и садовник-мексиканец, увидев, что они обнялись на прощание, отвернулся, улыбнувшись.

…После обеда, в маленьком салоне, Жан Монье что-то шептал Кларе Кирби-Шоу, и было заметно, что его слова волновали ее. Потом, прежде чем вернуться в свою комнату, он прошел в кабинет директора. Генрих Боэрстехер сидел за письменным столом, склонившись над большим черным гроссбухом. Он проверял счета и красным карандашом время от времени ставил кресты на фамилиях клиентов.

— Добрый вечер, мосье Монье! Чем могу быть полезен?

— Вы действительно можете оказать мне большую услугу, repp Боэрстехер. То, что я вам скажу, конечно, удивит вас. Мое внезапное решение… Но такова жизнь!.. Короче, я хочу сказать вам, что я передумал: я не хочу умирать!..

Генрих Боэрстехер поднял глаза:

— Это серьезно, мосье Монье?

— Я знаю, — сказал француз, — что покажусь вам несолидным человеком, но разве не естественно, что, когда меняются обстоятельства, мы меняемся сами и меняем свои решения? Восемь дней назад, когда я получил ваше любезное письмо, я был в отчаянии, не верил тогда ни в жизнь, ни в людей… А сейчас все изменилось… Благодаря вам, дорогой директор!