Сергей Эс: Процесс без срока давности

- Успокоились пока собаки, – сухим голосом проговорил гость.

Я невольно вздрогнул. Вспоминая о студенческих годах, я забыл о госте.

- Вы, - пробурчал я, – повторяете мои мысли! Вы – мое воображение! Мой сон!

Гость хмуро посмотрел на меня.

- Я - сон? – он огляделся. – Нет, сон – всё вот это! – незнакомец провел рукой по воздуху. – Сон – это сон, а…

Гость пристально посмотрел мне в глаза.

- Я – это Я! – закончил он свою фразу.

От его немигающего взгляда по моей спине пробежали мурашки. Апатию сдуло, как ветром.

- Это не ВЫ видите меня во сне, - негромко сказал незнакомец, - это Я заявился в ваш сон!

Откровенно скажу, мне вдруг струхнулось. Такое бывает, когда спишь. Бывает, что накатывает необъяснимый сковывающий душу страх, от которого невозможно избавиться.

Опасливо оглянувшись по сторонам и сглотнув подкативший к горлу комок, я покосился на гостя.

- Но разве такое возможно? – шепотом спросил я.

Самое удивительное – мне почему-то безоговорочно поверилось, что ОН – и вправду это какой-то "ОН"! Незнакомый мне, но совершенно реальный человек.

- Вы кто? – наконец спросил я после недолгого молчания.

Незнакомец неожиданно обмяк. Просидев некоторое время с остекленевшим взглядом, он, наконец, немного приторможенно оглянулся на свою кровать и провел рукой по грубому одеялу.

- Арестованный встаньте!

Резкий голос разбил накатившее забытье.

Это всё!

Весь мир куда-то провалился. Пустота! Полнейшая пустота в груди!

Тело стало ватным. Человек в косоворотке сел на кровати, немного приторможенно оглянулся на нее и провел рукой по грубому одеялу.

В голове еще стояло зыбкое сновидение, в котором ему привиделся какой-то странный человека в его камере, и будто откуда-то послышался приглушенный лай собак, которого никогда здесь раньше не было.

Последние минуты жизни. Вот они какие!

Не возникло никакой мысли поиграть в апломб. Например, встать и педантично поправить постель, на которую с вечера лег, не раздеваясь. Нет! Судьба медленно повела его к финалу.

Там, за открывшейся дверью – длинный коридор с тусклыми лампочками. Почти год он ходил по нему на допросы. Сейчас он снова пойдет, машинально рассматривая растущие на полу и тут же растворяющиеся тени. За его спиной закроется одна дверь, прозвенят ключи… другая, прозвенят ключи… третья… Сегодня каждая закроется за ним в свой самый последний раз… и всё!

Он пойдет пустой – совершенно пустой! Вот он – итог! Его личный итог!

Пустота…

Почему-то захотелось вернуться в свой зыбкий полусон. Просто поговорить с тем человеком, который ему привиделся. Хотя бы с ним… Ведь в оставшемся малом отрезке жизни поговорить уже больше ни с кем не удастся.

Подавшись вперед, чтобы встать, он взглянул перед собой и… вздрогнул от неожиданности. Перед ним на невесть откуда взявшейся кровати сидел человек – тот самый…

Арестант замер на месте…

Из стенограммы Бухаринско-троцкистского процесса, 2 - 12 марта 1938 г.

Вечернее заседание 12 марта 1938 года

Комендант суда.Суд идет, прошу встать.

Председательствующий.Садитесь, пожалуйста. Подсудимый Бухарин, вам предоставляется последнее слово.

Бухарин.Гражданин Председательствующий и граждане судьи! Я совершенно согласен с гражданином Прокурором насчет значения процесса, на котором вскрыты наши злодейские преступления, совершенные "право-троцкистским блоком", одним из лидеров которого я был и за всю деятельность которого я несу ответственность.

Этот процесс, который в серии других процессов является заключительным, раскрывает все преступления, изменническую деятельность, раскрывает исторический смысл и корень нашей борьбы против партии и Советского правительства.

Я уже больше года сижу в тюрьме и поэтому не знаю, что происходит в мире, но по случайным обрывкам действительности, доходящей иногда до меня, вижу, чувствую и понимаю, что интересы, которые мы так преступно предавали, вступают в новую фазу своего гигантского развития, выходят уже теперь на международную арену, как величайший могучий фактор международной пролетарской фазы.

Мы, подсудимые, сидим по другую сторону барьера, и этот барьер отделяет нас от вас, граждане судьи. Мы очутились в проклятых рядах контрреволюции, стали изменниками социалистической родины.

В самом начале процесса на вопрос гражданина Председательствующего: признаю ли я себя виновным, я ответил признанием.