Линор Горалик: Нет

— Пойдемте, попьем кофе и побеседуем. У вас тут есть где побеседовать?

И они с Зельдеком Финном, отцом и тренером шестилетней Марицы Финн, идут пить кофе в комнате за букмекерской, с правой стороны тайного ринга, расположенного в нижнем ярусе торгового комплекса «Хаунд-Столл», Торонто.Имело смысл ехать в Торонто, имело смысл прислушаться к совету Гаско Нучавичуса, видевшего Финн на ее первом — прошлом — выступлении и рассказывавшего о ней с горящими глазами и пеной у рта: она пришла четвертой, но, учитывая, кто были первые три и как складывалась игра, это было — ну, словом, это стоило поездки в Торонто, на второе в жизни Марицы Финн выступление на ринге, и Нучавичуса не обманул верный глаз. Но вот папашу-тренера Нучавичус как следует не разглядел, хотя рассказывал подробно, что девочку тренирует родной отец — про это говорили много, это неслыханно практически было и невероятно, но Волчек успел за пять минут предварительной, перед рингом, беседы с папашей Финном многое понять: Финн, бывший тренер сербской сборной по гимнастике, был так страшно обломан очередной поправкой к «Европейскому акту о спортивных состязаниях» и смертью жены, что с помощью единственной дочки квитался с миром, как мог. Еще в недавние времена официального спорта о нем жуткие легенды ходили: Волчек тогда едва-едва начал интересоваться гимнастикой, но и то знал, что доктор педагогических наук, трижды заслуженный мастер спорта международного класса, на протяжении декады бессменный руководитель непобедимой сербской сборной, едва набиравшей средним возрастом участниц четырнадцать лет, — так вот, что доктор Финн своих подопечных за малейшее неподчинение порол по голому телу утяжеленной тренировочной скакалкой при всей команде собственноручно — и это только то, о чем газеты писали, а о чем не писали… Сейчас, когда ближе к концу разговора Волчек попросил пригласить в комнату Марицу, девочка вошла, еще горячая и потная после выступления, со стоящими на затылке дыбом влажными волосками, такими трогательными в пронзительном свете софитов, падающем из-за двери,и уставилась на отца в явном страхе — видимо, что-то все-таки не так сделала в каком-нибудь кульбите, что-то, что ни судьи, ни зрители не заметили, но пастырь, пастырь…

— Устала? — спросил Волчек участливо и спокойно; он умел с детьми почему-то, хотя своих не было; Гели все не хотела, а пора бы… Ладно, не сейчас.

Марица посмотрела на отца, доктор Финн кивнул, и Марица, что-то поняв и явно немедленно успокоившись, ответила очень серьезно, стоя по стойке «смирно», слишком глубоким для своего возраста голосом (типичное деформирование связок из-за постоянно напряженной шеи; опасно при ларингитах):

— Не очень.

Волчеку понравилось; в интонации девочки чувствовалось, что она, в отличие от большинства маленьких гимнасточек, не имбецил никак.

— Что, — мрачно сказал Зельдек, — думали, мычит? Раньше я бы в интернат ее забрал, к себе же, нормально бы училась, хуйня это все, что они не учились ничему, по три языка знали к двенадцати годам, на интервью чирик-чирик — это им что было, магия? А Марцю некуда отдавать, сам учу.

— И как? — с искренним интересом спросил Волчек.

— А хорошо. Это же классика, интеллектуальное усилие после физического — отдых. Мария, что ты сейчас читаешь?

— «Поттера», — сказала девочка, не меняя напряженной позы, и прибавила поспешно: — «Второго».

— Вот, — сказал Зельдек, — на классике ее ращу, нечего херню читать. В душ иди и домой, спать. Хотя ты знаешь, где нашкодила.

Мария засияла и с явным облегчением выскочила из комнаты. — Строго вы.

— Послушайте, мистер Сокуп…

— Зовите меня «Волчек».

— Тогда и вы меня «Зельдек». Ну вот, Волчек, вы учтите, что я в процесс лезть не дам. Мне за эти две недели предлагались два спонсора, но все хотели в процесс лезть, а я этого не дам. В мире нет человека, который лучше меня знает, как делать гимнастку. И еще: не только в тренировки не лезть, в методы не лезть. Я, если что, Марцю наказываю, иногда жестко, старыми методами; но я ее люблю и иногда балую тоже. Все это — только мое дело. Вот так.

Волчек выдержал паузу — просто чтобы придать вес своим словам.

— Понятно. Послушайте и вы меня, Зельдек. Вы тренер, вам нужен спонсор. Я любитель, мне нужен тренер. Я не собираюсь в ближайшее время заводить больше одной гимнастки, и мне нравится Марица, потому что она не тупое животное, как эти все. И мне нравится, что вы ее отец, хотя в этом, согласитесь, что-то жуткое есть. Потому что я не люблю зверства. Но я сам за жесткие методы, потому что мне нужна призовая гимнастка; если я увижу, что она халтурит из-за вашей снисходительности, я выставлю к чертовой матери и ее, и вас.