Ольга Онойко - Море имен

…Район Пухово делился на старый и новый: в Новом Пухове были многооконные высотки, супермаркеты, фитнес-центры и аквапарк, в Старом – дряхлые пятиэтажки, огромные темные скверы и тишина. Раскидистые деревья поднимались выше крыш, а переулки были так пустынны, что казалось, даже здешние гаражи брошены хозяевами и стоят-ржавеют просто так.

В Старом Пухове жили Обережи. Сорок лет назад там дали квартиру бабе Зуре, Лазури Искриной, геологу по первому образованию и переводчице с монгольского – по второму. Щекастая, крепкая, неунывающая Лазурь в одиночку подняла сына, приютила в тесной квартирке невестку, увидела первого внука и всего года не дожила до рождения второго… Через неделю после похорон пришло письмо: дед Алея на склоне лет отыскал свою юношескую любовь.

Сам Алей узнал об этом гораздо позже. Тогда отец показал письмо с приложенной к нему пожелтевшей черно-белой фотографией только матери, а потом спрятал. Алей даже не знал, ответил ли он на него. С фотокарточки улыбался красивый молодой парень, такой же белозубый и самоуверенный, как Ясень Обережь, и, должно быть, настолько же неотразимый. Всей разницы, что дед был чистым монголом, а отец – полукровкой…

Четверть азиатской крови сделала его сыновей невысокими и тонкокостными, вычернила им волосы и глаза, не по-здешнему очертила скулы.

«Теоретически, – думал Алей, – папа мог ответить на письмо. Он немного знал язык». Алей вот уже несколько лет собирался заняться этим делом, установить, что ли, родственные связи – хотя о каких связях могла идти речь? – узнать, куда тянутся семейные корни, но никак руки не доходили.

Отец пережил бабу Зурю всего на год.

Алей прикрыл глаза и почувствовал, как прохладный ветерок касается век.

«Улаан-тайджи, – говорит Ясень, опуская руку на плечо сыну, – Красный Царевич…»

Папа – альпинист.

У него даже старинный альпеншток есть. И огромный рюкзак. В рюкзаке сложены веревки и карабины, и разные удивительные штуки. Еще у папы есть особенные свитера, ботинки и куртки, в которых он ходит в горы, а больше никуда не ходит. Все эти вещи хранятся в шкафу и одуряюще пахнут папой – большим, сильным, смелым. Иногда кажется, что хозяин этого запаха даже больше, чем сам папа. Папа страшно сильный, но худой и невысокий. Все его друзья выше, чем он.

У папы много друзей.

Друзья папы – альпинисты.

Они вваливаются в крохотную квартирку и заполняют ее целиком – кажется, что до самого потолка. Они сидят на кухне и разговаривают могучими, низкими голосами, как рокот моторов. Они разворачивают огромные карты и разглядывают маршруты, они проявляют фотографии и басовито хохочут.

Когда папа складывает рюкзак, маленький Алик всегда стоит рядом и смотрит. «Учишься? – спрашивает папа. – Молодец! Учись, расти, вместе пойдем». Мама готовит обед на кухне. Глаза у нее грустные и испуганные. Когда папа уедет, мама словно опустеет, ослабеет внутри – сядет на табурет и будет сидеть до вечера, а баба Зуря встанет у окна и начнет вздыхать. Но сейчас обе они улыбаются, хоть и не по-настоящему.

«Ну хватит тебе, мам, – говорит папа и обнимает бабушку. Алику всякий раз немножко странно, когда папа называет бабушку мамой. Она же бабушка. – Сто раз уже ходил, целый пришел».

«Осторожней, Ясик, – отзывается бабушка. – Осторожней, милый…»

«Веся, – говорит папа маме, – радость моя, Цэнгэл, не грусти». Мама тыкается лицом ему в шею, обнимает цепко, впиваясь пальцами в сильные его руки под закатанными рукавами, и целует его – быстро-быстро. Папа вскидывает рюкзак на плечо. Перед тем как уйти, он треплет Алика по голове и говорит: «Ну, сын. Мужик в доме! За старшего остаешься!» И уходит.

Когда папа возвращается, все радуются как сумасшедшие. Алик тоже прыгает и смеется, папа тискает его и подкидывает к потолку, потом тискает маму и свою маму, бабушку. Папа веселый и храбрый, живой и теплый и пахнет горами. Папа берет гитару и поет песни.

так он поет, а мама снимает его на камеру и смеется.

Они самые лучшие на свете.

Самые счастливые.

…Похоронив бабушку, папа целый год сидит дома. Друзья его приходят в гости, рассказывают о восхождениях, показывают фотографии. Теперь фотографии цветные, очень красивые. Папа улыбается, отмахивается, мотает головой, но Алик видит, как ему тоскливо – без гор.