СССР 2061 - СССР-2061. Том 9

— Прощу прощения, видимо, я не вовремя

— Мы скоро закончим, подождите внизу.

Ира вышла минут через пятнадцать. Вместо операционной робы, заляпанной красным и жёлтым, на ней был белый халат, застёгнутый на все пуговицы, несмотря на жару.

— Курт Ланге. Для своих – просто Курт.

— Ира. Для своих – она покосилась на очередь к регистратуре – Ирина Алексеевна. Чем обязаны?

— Ребята с Лумваны прислали за новой порцией. Дядя Костя сказал зайти к тебе.

— Племяннички… Недавно же приходили? Вы им что, машины заправляете?

— …

— Приходи к восьми сегодня, как у меня смена кончится. Сейчас не до того, извини. От нас и так половину народа забрали. Я теперь ассистирую, Сашка пробирки крутит – так и живём.

— Много больных?

— А то не видно. Только за утро две ампутации, ладно хоть чистые. Привозят поздно, никакой ингибитор не поможет.

— Главное, они будут жить?

— Жить будут. Знать бы ещё, на что жить…

— Проживут, с нашей помощью – мне хотелось хоть чем-то её ободрить

— …

— Что-то ты совсем загрустила. Вечером сделаю тебе маленький сюрприз в честь приятного знакомства.

— Господи, у нас и так каждый день одни сюрпризы. Каждый второй с букетом, каждый пятый вообще на позитиве – холодное личико скривилось, словно от зубной боли – Что задумал?

— Такую девушку сам бог велел пригласить в кино. В этих краях есть неплохой кинозал, о котором не все знают – по субботам зал закрывался, но за сходную цену Мозес-механик дал бы мне ключи: русским здесь верили на слово.

— Там же по-английски?

— Специально для тебя сегодняшний фильм будет на русском – я попытался изобразить самую обаятельную улыбку, какую только мог.

— Веди, кавалер. Если не понравится – ничего вам больше не дадим – она нервно усмехнулась, но, одёрнув себя, снова насупилась и пошла обратно к лестнице.

Мы сидели в центре крошечного зала и смотрели «Апельсиновый день». Если утром она была снежной королевой, то теперь корка льда как будто растаяла. Халат заменило разноцветное платье, а волосы, раньше стянутые медицинской резинкой, рассыпались по её плечам. Под конец фильма она взяла меня за руку, а потом – положила голову мне на плечо и… тихо заснула. Выключив проектор, я осторожно перенёс её на диван, стоящий сзади кресел, и укрыл курткой, а сам – достал из машины свёрнутый матрас и плюхнулся рядом, прямо на полу.

Что-то случилось – это я понял, ещё подъезжая к бомо. На взлётке, развернув винты кверху, стояли два наших К-16, а съезд на трассу преграждал усиленный пост полиции. Из сбивчивой тарабарщины полицейских я смог понять только «хоспитал».

Главный корпус стоял на своём месте, но от полусферы жилого блока осталась только передняя стенка: из белой с красным крестом она стала жёлто-бурой. Бельмо выбитого окна смотрело на рощицу, откуда и прилетела термобарическая смерть. На парковой скамейке сидел Роговский – почему-то без своей шляпы. На мой вопрос об Ире он молча протянул мне фляжку. Я пил из неё, и мир становился серым, как будто кто-то выкрутил насыщенность в ноль.

Через пару минут ко мне подошёл солдат из оцепления: он вырвал у меня фотоаппарат и с каким-то остервенением стал снимать, обходя площадку кругами. А потом мир выключился. Остался только запах солярки и жжёного пластика, в котором мне чудилась вонь палёного мяса.

За полученные материалы, в том числе фотографии того солдата, меня наградили премией Полевого. Второй степени. Я слушал речи ребят, которых награждали вместе со мной – умные, искренние, попадающие в тему – и прокручивал в уме свою. Назвали и моё имя. Я пожал руку главреду СовНов'а, взял конверт с сертификатами и подошёл к микрофону. В этот момент любые слова показались мне лишними. В конце концов, это всего лишь слова.

— Спасибо – я развернулся и прошагал на своё место.

— Тебе в RedChan приглашают. Пойдёшь?

— Моё место там, в Африке. Север для меня вреден.

— Нам всем место в Африке – эту фразу я не понял, но переспрашивать не хотелось. — Надоест разъезжать или остепениться решишь – дай знать. Хомут найдётся, была бы шея.

С тех пор я так и не остепенился: сменилось целое поколение, а я продолжал ездить в командировки. А в перерывах – учить щеглов из новых наборов своей нехитрой науке.

Наверное, мы неплохо делали своё дело, если в сороковом году ОКНШ разразился Актом о защите медиапространства. Печально известным MSPA, что превращал «журналистов вероятного противника в зоне боевых действий» (то есть нас) в цели высшего приоритета, чем собственно «враждебные элементы». Акт снова и снова объявляли фальшивкой, а мы снова и снова испытывали фальшивку на себе.