Татьяна Мудрая - Меч и его палач

Всё.

Я иду по чуть упругому полу, чётко впечатывая в него каблуки и одновременно занося Торригаль обеими руками. Останавливаюсь. Говорю скорее себе, чем ей:

– Не торопясь считай до десяти. К этому времени всё кончится.

Мой меч с готовностью рвется вниз, я ощущаю под его остротой лишь почти незаметный толчок. Яркая жидкость двойным фонтаном брызжет на мое траурное одеяние, тело мягко склоняется набок, кулачки сжимаются в каком-то непонятном жесте. Я отступаю, вытираю лезвие комком спутанных нитей и бросаю их наземь. То же проделываю со своим лицом, куда таки попали брызги. На пол летит и моя защитная накидка.

Ибо я не имею права ни на каплю освященной крови.

Вложив меч в ножны, забросив их за спину и коротко перемолвившись с подручными, я ухожу в примеченную ранее таверну ждать исполнения рутенской части договора.

Время тянется долго. Я уже успеваю опростать две глиняные фляги кислого «домашнего» вина, когда по мою душу являются – не сьер Филипп, не его молодые люди, а двое чужеземного вида мальчишек, пестрых, как райские птицы, и вертлявых, как ящерки. Пажи некоего очень важного лица.

Мы трое почти бегом проходим через редкую толпу и вскорости добираемся до весьма солидного особняка. Там меня с рук на руки передают майордому в цветном бархате и с золотой цепью на груди.

Ведут по коридорам и без промедления внедряют в роскошно убранную коврами гостиную, единственная мебель в которой – высокий резной кабинет из мореного дуба со множеством ящичков и стол с двумя креслами.

Из одного поднимается навстречу… Персона средних лет. Очень значительная. Такая значительная, что не соизволила даже приодеться под стать гостевой комнате.

– Мое имя и титул ничего вам не скажут, молодой мейстер, – говорит персона глуховато и как бы себе под нос. – Вами остались более чем довольны. Там, на столе, ваши двенадцать марок и то, что мы решили присовокупить.

В прошлую бытность тут я долго приучал здешних жителей, что палачу никто не ничего не дает из рук в руки – соседи будут от тебя шарахаться, как от зачумлённого. Получил по слову своему.

– Теперь ещё об одном. Сэниа Марджан предупредила нас, что в вашем краю палач имеет право на одежду казнимого. Мы хотели оставить ее наряд в память того, что было совершено сегодня, и согласны выкупить полную стоимость этих вещей. Если б вы захотели их продать, такой цены никто бы вам не дал.

На время он умолкает.

– Вы говорите о мантии?

– И о дешевом амулете, который сэниа носила как защиту, как она говорила, от нечаянной смерти, – кивает вельможа.

– Я возьму и то, и другое.

У ножки стола – тот самый мягкий короб, длинный, исполосованный тонкими ремешками и с удобной ручкой для переноски.

– Откройте и разверните, прежде чем решить, – предлагает он.

… В лицо мне прянул удивительной красоты алый цвет. Цвет вечернего неба и солнца, парусов на закате, огненных бликов на июньской ночной воде, кожуры маленьких заморских апельсинов. Все это сплавлялось в одно и переливалось наподобие остывающего металла. Оторочкой куколя служил узкий золотной позумент. Парные застежки литого золота изображали – начиная снизу – быков, львов, орлиные головы и крылатых ангелов, повернутых, как и прочие фигуры, лицом друг к другу.

Двуличневое сукно. Мантия скорби и мантия торжества.

– Ну и как тебе это, приятель? – усмехнулся мой знатный собеседник, по-прежнему пряча лицо и голос в неряшливую седоватую бороду.

В это время я уже нащупал в складках тот самый орешек или желудь и крепко зажал в кулаке.

– Такого и у короля скондского, я думаю, нет.

– Да уж, и в самом деле нынче нет, – проговорил он с неясной усмешкой, глядя, как я заново сворачиваю плащ и запираю укладку, стягивая ее ремнями.

Теперь я могу с вами попрощаться, сьер? – сказал я.

– Сир, – ответил он. – Прощай и ты, дерзкий и безрассудный юнец. Последнее, о чем попрошу тебя, – не бери отсюда никакой охраны. Иди один, пешком и зарывайся поглубже в лес. Вообще не шибко домой торопись. Запомнил?

Я запомнил, но тогда еще не понял. Не понял и тогда, когда то ли миновал пограничную реку с её темно-прозрачной водой, то ли нет. Поспешая по сумеречным тропам с мечом за спиной и укладкой через другое плечо, я заново перебирал всё, что произошло в эти два дня. Мысли эти настолько меня донимали, что я не утерпел – вынул из кармана талисман и поднес к свету полной луны.

… Простой самоцвет. Правда, хороший, из тех, что ювелир может отделать весьма изящно. Я подумал, что, скорее всего, неблагородный опал. Он полый, дырчатый, изнутри что-то глухо постукивает – камешек поменьше. «Коровий бог». Такой ищут детишки в речном песке и носят их затяжелевшие матери, чтобы не сронить дитя.