Павел Виноградов: Странные существа (сборник)

– Да как вы смели!..

Набериус взглянул ему прямо в лицо.

– А почему нет? В вашем вот случае, например?

– Потому… Потому что меня ещё не успели признать. Нигде не публиковали. Я не написал своей главной книги. Не знал славы. А вы…

Глаза Набериуса стали печальны.

– Я надеялся, вы поймете сами, – тихо произнёс он. – Ничего этого у вас не было. При жизни.

– Что?!

– Вы должны были умереть в тот момент, когда я вас забрал. Вы и умерли – в своём времени.

Евгений похолодел и потерял дар речи.

– Резкий перепад давления, у вас такое бывало – теряли сознание, падали и сразу поднимались. Но в этот раз, к несчастью, упали виском на острый угол батареи отопления. Умерли сразу. Через два года неудачливый издатель случайно наткнулся в интернете на вашу страничку, и у него появилась сумасшедшая мысль издать ваш третий, реалистический, роман. Права на все тексты ему за копейки продала ваша бывшая жена. Роман получил бешеную популярность – именно в этот момент он оказался очень актуальным. Под первый успех издатель выпустил фантастику, потом сборник рассказов, стихи. Через десять лет вас читали во всем мире. Ваш издатель стал миллиардером. А читатели, скажу я вам… Под влиянием вашего дара по миру прокатилась волна самоубийств. Юнцы бросались с высоты, прижимая к груди ваш роман.

Потупившись, Евгений молчал.

– Знаю, вы хотите спросить, – говорил Набериус, – что за тело осталось в вашей квартире. Искусственный кадавр, отличить который от настоящего трупа не сможет ни одна экспертиза вашего времени.

– И многих вы так?.. – тихо спросил Евгений.

– Перебрасываем перед смертью? – подхватил Набериус. – Да почти всех. Писателей, художников, вообще артистов. Сами подумайте, если мы имеем такую возможность, наш моральный долг – продлить их службу человечеству.

Только тут Евгений заметил на столе призывно мерцающий монитором компьютер.

Это был огромный мир, раскинувшийся по Земле и ближней зоне галактики. Мягкий и мобильный вариант феодализма вполне устраивал Евгения. Технические чудеса приводили в восхищение. Он побывал на нескольких планетах, разговаривал со множеством людей, властных и простых. Сначала немного удивлялся, что в своих странствиях не встретил ни одного гения из «переброшенных», но потом понял, что мир этот слишком велик, чтобы они могли где-то случайно пересечься. Да и, надо полагать, заняты эти гении было по горло, осмысливая и претворяя в искусство новые впечатления. Так же, как и сам Евгений.

Проблем с получением информации не было: биоэлектроника качала её непосредственно в мозг. Хуже, что пришлось оставить мелкие привычки, так помогавшие ему жить и писать в своём времени. Вино, трубка, кофе, длительный сон, периоды ничегонеделания, во время которых в нём, как зерно в скованной морозом почве, прорастали тексты. Набериус, его куратор, объяснил, что всё это отнимает слишком много времени и здоровья у ценнейших личностей, потому должно быть упразднено. А необходимые для процесса творчества состояния, которые достигались с помощью этих примитивных средств, легко и гораздо сильнее проявлялись под воздействием различных физиопроцедур. Как выяснилось, ненужными оказались и кратковременные периоды эйфории после написания новой вещи. Теперь Евгений от одного произведения сразу переходил к другому, не наслаждаясь мыслью, что предыдущее закончено. Постепенно от всей прошлой жизни у него остался лишь мучительный зуд, непрестанно подвигавший его к писанию.

Никогда он не работал так интенсивно. С его клавиатуры рекой текли романы, повести, рассказы, стихи, эссе. Набериус восхищённо просматривал их и забирал, стирая файлы в компьютере Евгения. Он говорил, что готовит полное собрание новых сочинений воскрешённого гения. Евгению было всё равно – он писал бы и без надежды издаться, лишь бы избавиться от мук творчества. Но чем больше он писал, тем сильнее муки эти глодали его – как неукротимая жажда больного холерой, утолить которую невозможно.

Со временем Евгений понял, что люди будущего просто эксплуатируют его дар в каких-то своих тёмных целях. Он, было, хотел возмутиться, напасть на Набериуса, сбежать. Но тут осознание грандиозности такого инкубатора для гениев потрясло его. Он бросился к компьютеру, чтобы написать об этом рассказ.

С вознесённой на невероятную высоту площадки, стоя на изящной балюстраде, Набериус обозревал это странное место. Сейчас он был в своём истинном облике – чёрного как сажа журавля. Пейзаж внизу состоял из миллионов одинаковых, мерно мерцающих ячеек, в каждой из которых покоилось обнажённое человеческое тело. Они были неподвижны, но Набериус знал, что люди эти погружёны в тяжкие труды. С помощью компьютеров, пишущих машинок, ручек, перьев, стилосов, кистей, карандашей, резцов, кинокамер они в своих грёзах, равнозначных здесь реальности, безуспешно пытались избыть пожирающую их изнутри творческую похоть. И всю вечность трудам их не настанет конца.