Лиза Таттл: Холодная закуска

— Что-то не так? — Он сделал попытку встать из-за стола.

— Ничего. Я забыла хлеб. — Я заторопилась к духовке, достала булочки, которые согревала, сложила их в корзину и принесла на стол. К этому моменту я снова была способна улыбаться.

— Садитесь, а то вы заставляете меня нервничать, вертясь вокруг, словно прислуга.

— А разве для вас я не прислуга?

Должно быть, что-то из моего истинного чувства прорвало его самовлюбленность. Он осторожно произнес:

— Нет, совсем нет.

— Я ведь услужила вам, только, конечно, мне за это никогда не заплатят, — уточнила я.

При упоминании о плате его глаза метнулись по комнате. Я сообразила, что он, наверное, считает, что место прослушивается, что я заманила его в ловушку, чтобы он обвинил себя собственными устами.

— О, не обращайте внимания, — сказала я и уселась за стол.

— Не хотите ли этого… а что это, собственно? — Он указал на кастрюлю в центре стола.

— Рагу, — ответила я. — Французское название тушеного мяса.

По радио певцы достигли кульминации.

— Вы сами не едите? — Слишком поздно в него закрались страшные подозрения.

Я улыбнулась и покачала головой.

— Я на диете. Надо избавиться от лишнего веса, который набрала во время беременности, иначе ни один мужчина меня больше не захочет.

Он резко отодвинул тарелку в сторону.

— Что это? Если вы меня отравили, я…

— Не будьте смешным.

Но страх уже заразил его, неестественность всей обстановки наконец-то дошла до него. Он встал.

— Я посажу вас навечно, клянусь! Где мой сын? Я забираю его немедленно!

Я начала смеяться. Это было не забавно, но я не могла ничего с собой поделать. Как только я начала, то больше не смогла остановиться.

Он смотрел на меня, и глаза его становились все больше. Он сделал шаг в мою сторону, и мне показалось, что он меня сейчас ударит. Но он не ударил.

Вместо этого он метнулся прочь, крича:

— Где он? Где мой сын?

Я слышала, как в спальне он роняет вещи. Он разбил лампу.

Квартира была маленькая, мест, где можно спрятаться было немного. Он довольно быстро понял, что ребенка здесь нет. Он вернулся в гостиную и уставился на меня.

— Что вы с ним сделали?

Я ничего не ответила. Я просто смотрела на кастрюлю с тушеным мясом, смех продолжал бурлить во мне, теперь уже какой-то болезненный, вроде икоты.

Он побледнел. Он как-то захрюкал и зашатался. На мгновение мне показалось, что он упадет в обморок. Он закрыл глаза, покачал головой, а потом…

Кармен сказала, что мне повезло, что он меня не убил, не выкинул в окно, не задушил — а мог бы, и очень легко, у меня ведь ничего не было в руках, чтобы его остановить. Но он ничего не сделал. Мне кажется, он был так устрашен тем, что, ему казалось, он сделал, что он не мог думать ни о чем другом.

Он выбежал в дверь, отчаянно пытаясь убраться подальше. Я слышала, как его рвет на ходу.

Как только он удалился, я схватила свое пальто и сумку, собранную заранее, и помчалась в аэропорт. Там ждала меня Кармен с ребенком, который уже капризничал, желая есть. Мы сели в самолет уже через несколько минут, груди мои текли молоком.

— Дело закрыто, — сказала я Кармен, когда ребенок принялся за дело. — Я совершила преступление, я отбыла свое наказание, я отомстила — и получила за это награду.

Глядя на младенца у своей груди, мне трудно было вообразить, что я, или любой другой, мог даже подумать о нем, как о наказании. Я ощущала себя героем с золотым руном.

Я так до сих пор и не знаю, какую именно роль я играла за обедом с судьей, какую историю мы разыгрывали, но, наверное, знаменитую, потому что он узнал ее. Мне жалко, что я его не спросила.

Адоптация (лат.) — усыновление, удочерение, принятие в семью как законного ребенка ( прим. верстальщика ).