Джефф Карлсон - Проклятый год

Говорят, что самые неугомонные матери — еврейки, однако мать Кэма, испанская католичка, умела оперировать комплексом вины, как вор отмычкой. У нее находился ключик к любой ситуации.

В беседе с третьим сыном мама предстала воплощением доброты.

Христос, видимо, знал, что делал, превратив ее сыночка в «ми пахарито вагабундо» — дорогую ее сердцу птичку-бродяжку, зато как она теперь рада, что Кэмерон оказался вдалеке от родных мест. Мать просила не возвращаться, ибо главным отныне стало продолжение рода Нахарро.

Хатч намылился драпать на восток, в Неваду — туда многие бежали, — но Кэм не хотел остаться без телефона. Ему мерещились звонки, он даже иногда поддавался наваждению и снимал трубку. А всего несколько дней спустя, когда попытки сдержать эпидемию потерпели окончательное поражение, выяснилось, что наночастицы сами собой погибают на большой высоте. Несколько сотен зараженных сумели обойти блокпосты и укрыться в горах. Ходили слухи о пилоте, открывшем люк военного транспортника и выбросившем за борт взбесившегося десантника. Никто не знал точно, какая именно высота гарантировала защиту от техночумы, тем не менее начался беспорядочный массовый исход, которому никто не мог помешать, кроме самих беженцев, — сотни тысяч гражданских и военных пробивались сквозь толпы себе подобных, между брошенных и разбитых машин, топча тела визжащих в агонии калек. Тех, кому повезло выбраться из этого ада, на склонах сьерры встречал наметенный за три дня пурги восьмидесятисантиметровый снежный покров.

Сойер шел первым, за ним по льду и снегу топал Кэм, он все еще не мог оторвать взгляда от долины и чуть не упал, ударившись голенью о камень. Напарники переглянулись. Сойер кивнул, словно в знак согласия, хотя Кэм ни о чем его не спрашивал.

— Я хотел тебе кое-что показать, — поманил его спутник.

— Давай сначала сбросим снег в хранилище.

— Пока нет никого…

Сойер так резко опустил свой край одеяла, что Кэму пришлось наклониться вперед всем телом, чтобы не растерять груз.

— Вот ради чего ты тут уродуешься? — хмуро спросил Сойер.

— Не все же уйдут с нами…

— Пусть сами о себе позаботятся. — Сойер направился вниз по склону.

Кэм поспешил за ним, бросив последний взгляд на Эрин. Девушка распласталась на теплом граните и пролежит так без движения не один час, если не потревожить.

— А вдруг придется вернуться? — заметил Кэм. — Те, что остались, могут еще пригодиться. Я как лучше хотел.

Сойер только хмыкнул в ответ.

Через полминуты он замер и спрятался за валуном. Метрах в пятидесяти ниже по склону топал Даг Силверстейн. При двухметровом росте Даг был худ как щепка. Вернее, таким он был в самом начале, при первой встрече с Кэмом, теперь же и вовсе превратился в подобие огородного пугала. Сжимая в охапке свившиеся кольцами куски жесткой противокомариной сетки, он смахивал на выходца из другого мира. Ага! Готовится к охоте на кузнечиков. Сойер подождал, пока долговязая фигура скроется из виду, и только тогда покинул укрытие.

Западная оконечность высокогорного плато, где они жили, сужаясь, переходила в длинный, косой кряж, напоминавший трамплин для прыжков в воду. Еще дальше тот сползал к океанскому берегу нагромождением вершин и впадин, высота гор постепенно понижалась, закрывая горизонт последней, горбатой, как спина тиранозавра, холмистой грядой. И лишь прямые линии и петли немногих заметных отсюда дорог, гирлянды высоковольтных передач да одинокая далекая радиовышка свидетельствовали, что на равнине совсем недавно существовала человеческая цивилизация.

Почву на хребте изрыли норами сурки — старшие братья белок, покрытые жестким красно-коричневым мехом, с толстыми хвостами и мускулистыми лапами — верткие, как неприличные мысли. Все проверенные норы, похоже, были брошены обитателями, но Кэм все же решил поставить три коробчатые ловушки. Он не заглядывал на этот участок несколько недель — во-первых, Мэнни был рад без памяти, что ему доверили собственное дело; во-вторых, сурков мог спугнуть топот лишних ног. Юноша надеялся, что Сойер привел его сюда, чтобы показать свежие следы, новые норы либо весенний приплод, или — учитывая его мрачное расположение духа — доказательство, что все сурки давно передохли.

Нос щекотали запахи полыни и сосновой пыльцы. Кэм подставил лицо ветру и тут заметил странную выцветшую полосу, пересекавшую долину с севера на юг.

— Господи, и это все, что ты хотел мне показать?