Дарий Дюже: Сады проклятых. Путь души

Висячие кафе Сериама… и небо плавится в малиновых прощальных лучах светила.

Лифтовая платформа неторопливо и бесшумно поднимает в небо. К тем, кто ждёт, кто не бросил…

Город остался внизу и неспешно тает в подступающей мгле. Можно было бы увеличить скорость и оказаться на площадке кафе в считанные минуты, но мне нравится рассматривать окрестности с высоты, и нравится, когда ночью вокруг одни звёзды.

Прижавшись ладонями к невидимой упруго-тёплой преграде силового поля, наблюдаю за пролетающей стайкой птераклей.

Насколько известно, ни один экземпляр до сих пор не пойман. Неуловимые существа. Словно призраки или фантомы. И, сколь неуловимы, настолько же материальны и вещественны – на взгляд размером с журавля, и чем-то напоминают доисторических птеродактилей и мифологических драконов. Первых, наверное – формой крыльев и гладкой на вид кожей, вторых – формой головы и гребенчатым, шипастым хребтом. Чаще всего они появляются на закате, но никто и никогда не видел, чтобы они где-то приземлились. Эти загадочные создания словно бы растворяются в закатном мареве или дождевых тучах. Ещё одна загадка из огромного сонма загадок, которыми одарил мир Поворот. Не люблю загадки. Лет десять, как не люблю.

Стая скрылась в горизонте, и мимо, на огромной скорости, промчалась платформа: молодёжь спешила на танцплощадку. Им было весело, две парочки обнимались и шутили – я успела увидеть улыбки, и лифт унёс их ввысь – к романтической музыке и танцам под звёздами. На секунду в душе проснулась зависть – к весёлой беспечности, к беспечной радости. К тому, что у меня отняли. Отняли самые дорогие и близкие люди. И на вопрос, как они могли?, я не могу найти ответа… вот уж десять лет. Как не нахожу и оправдания.

– Отговаривать тебя бессмысленно? – за кофе поинтересовался Фёдор. Скорее утвердительно, нежели вопросительно.

Я кивнула, глядя в чёрное дрожащее зеркало, в котором отражались дрожащие звёзды. Кофе давно остыл, а я всё разглядывала отражение.

Ужин удался не из весёлых, но веселья никто и не жаждал. Мы собрались здесь, что бы попрощаться, и настроение царило соответствующее.

– А как же твой брат?

– А что мой брат, Доро?

– Фёдор прав, тебе не кажется? – вмешался профессор. – Ты поступаешь с братом так, как когда-то поступили с тобой. Вернее – с вами. Но только тебя предали один раз, а его предадут дважды. Об этом ты не подумала?

– Я обо всём подумала, Степан Никанорыч. Он поймёт, поймёт, как поняла я…

– Ага, – хмыкнул Фёдор, для близких и друзей – Доро, – поймёт так же как ты, и отправится искать. Только теперь уже – тебя!

– А даже если и так?! – неожиданно даже для самой себя взъерепенилась я. – Ну и что? Мало ли что может произойти за то время, пока он вырастет. Был один Поворот, вполне может случиться и ещё один. И неизвестно, в какую сторону развернёт в следующий раз!

– Отговаривать вас, Суламифь Григорьевна, похоже, действительно бесполезно, – вдруг перешел на официальный тон профессор. – Но, понимаешь ли, если тебе всё же удастся выбраться оттуда живой и в здравом рассудке, то этот удивительный факт очень и очень заинтересует спецслужбы. Можно сказать, что они начнут рыть копытом землю, лишь бы разобраться в подобном феномене… разобраться, почему же тебе это удалось.

– Как-то меня не очень это волнует…

«Меня это и вправду не волновало. Я всё для себя решила. Истекли десять лет – напрасных надежд, разочарований, страха, и вновь – надежд. Я просто устала. И теперь чувствовала огромное, всеобъемлющее облегчение: наконец-то всё закончится. А как – уже не важно. Осталось лишь последнее тягостное испытание, но и оно подходит к концу – ужин заканчивается, и теперь меня ждёт лишь дорога».

Профессор, мой опекун, друг и учитель выглядел расстроенным – не сумев отговорить и удержать меня от, как ему казалось, авантюры. От похода в Запретные Земли. И это не те Запретные Земли, где обитают фениксы, где можно исполнить Заветное желание – нет, мой путь лежал не туда. Не верилось как-то, что нашу с братом судьбу можно исправить так просто. Вот не верилось – и всё тут… наверное зря. Но нет во мне Заветного, не вызрело это желание – одни вопросы, что в душе, что в уме, что на языке. Вот и сейчас – так и тянет поинтересоваться у Степана Никанорыча, почему же он не остановил моих родителей? Но не буду – жаль старика. Вон как устало поникли плечи, а крупные ладони с прямоугольной формы длинными пальцами тяжело лежат на столешнице. С детства помню эти удивительные руки: тёплые, но сухие и жесткие – словно лист сухого камыша. И такие надёжные – всегда готовые подхватить, помочь… Да и Фёдор смотрит укоризненно: лучше б их было не звать, ушла бы себе потихонечку!.. Но не смогла. Что ж, будем терпеть и сражаться – душевное спокойствие, что их, что моё – стоит того.