Виталий Вавикин - Третий источник

– Так это означает «нет»? – спросил Назиф.

– Это означает, что не родился еще художник, который сможет запечатлеть любовь и страсть. А тело… Мое тело… Оно так же продается, как и мои клятвы. Даже мой змей, и тот продается. Но все остальное… Оно принадлежит только мне.

В эту ночь Назиф ушел с танцовщицей, оставив своего спутника искать себе нового возлюбленного.

– Так ты гомосексуалист? – спросила его Ясмин.

– Я тот, что я вижу, – сказал он, открывая ей дверь.

– И что ты видишь сейчас? – спросила она, снимая с плеч прозрачную тунику.

– Я вижу усталость, – сказал он, возвращая тунику танцовщице на плечи.

– Я не устала, – сказала она, проходя мимо него. – Я возбуждена.

– Я говорю о себе, – Назиф снял с мольберта незаконченный холст и выбросил в мусоропровод. – Все, что я делал прежде, – усталость.

– Зачем же ты делал это?

– Быть может, затем, чтобы сегодня найти тебя.

– Я всего лишь тело. Всего лишь твоя натурщица, которая слишком часто хочет секса и лишь иногда любви.

– И чего ты хочешь сейчас?

– Сейчас я хочу выпить, – Ясмин сбросила с дивана одежду Назифа. – Вино. Красное и крепкое. Ты ведь не бедный художник?

– Бедны лишь влюбленные художники. А я не влюблен. Ни в людей. Ни в искусство.

– А как же я? – Ясмин освободила от одежды левое плечо.

– Ты – это другое, – Назиф протянул ей бокал с вином. – Пей.

– До дна? – губы танцовщицы обхватили хрустальный край. Густое вино наполнило рот. Красные струйки вытекли из уголков рта.

– Еще?

– Все что захочешь.

– А что я хочу?

– Меня.

– Ты ошибаешься, – Назиф вставил в мольберт новый холст.

– Ты даже не представляешь, от чего отказываешься, – Ясмин стянула через голову прозрачную тунику. – Возьми меня, художник.

– Я уже взял, – Назиф открыл новый комплект кистей. – Взял намного больше, чем ты можешь себе представить.

Мощенная белым камнем дорога сворачивает налево. Карликовые пальмы нависают над головами туристов. Две реки с лилово-розовыми водами текут параллельно друг другу. Жидкий туман клубится над их поверхностью.

– Ночью, – говорит туристам проводник, – тумана становится так много, что реки практически невозможно заметить.

– Мистер Кавендиш, – зовет проводника Хейзел. – А правда, что на этой планете невозможно оставаться дольше месяца?

– Нет, – говорит Кавендиш. – Я знал тех, кто оставался вдвое дольше.

– А что потом? – спрашивает Хейзел.

– Потом у каждого своя судьба.

– А как же вы?

– С нами все иначе, – бесцветные глаза проводника безразлично смотрят на Хейзел. – Вы ведь прилетели сюда с мужем?

– Скорее, он со мной.

– И где же он?

– Остался в номере, – Хейзел улыбается. – Говорит, хочет дождаться ночи, – она смотрит на других туристов. – Говорит, единственное, что ему по душе здесь, так это бордели.

– А вы что говорите? – спрашивает Кавендиш.

– Если это позволит ему стать снова мужчиной, то я не против, – Хейзел подмигивает художнику. – С мужчинами всегда так сложно! – она подходит к Назифу и берет его под руку. – Не возражаете?

– Если меня потом не убьют на вашем супружеском ложе, то нет, – говорит он.

– Думаю, вам этого не грозит.

– А другим?

– А вам есть дело до других?

– Просто интересно.

– Вы слышали об эффекте Лаффера? – они идут вдоль странных рек. – Чем выше процент налога, тем больше сборы. Нужно лишь верно все рассчитать.

– И каким же должен быть процент?

– Три четверти, – Хейзел снова улыбается. – Так же и с супружеским ложем.

– Мистер Кавендиш, – спрашивает один из туристов. – А в этих реках водятся рыбы?

– И не только рыбы.

– А местные жители?

– Местные?

– Туземцы, – турист с фотоаппаратом показывает альманах. – Здесь ничего не написано о них.

– Потому что их нет, мистер Чарутти.

– Верится с трудом.

– Воля ваша, – Кавендиш пожимает плечами. – Если будет интересно, то у нас есть большая библиотека. Попробуйте почитать, может быть, что-то и найдете для своей статьи.

– Я больше привык доверять глазам, – Чарутти снисходительно улыбается.

– Он милый, – говорит Назифу Хейзел. – Не находите?

– Возможно.

– Не ваш вкус?

– Я не рисую мужчин.

– Я говорю не о картинах, – Хейзел облизывает пурпурные губы. – Нужно будет обязательно познакомиться с этим Чарутти. Надеюсь, он не художник, – она снисходительно улыбается. – Не обижайтесь.

Финлей стоит перед зеркалом, проверяя белизну зубов.