Филип Дик - Голоса с улицы

Его глаза ожили, и он слабо улыбнулся.

– Ты не спишь? – он подтянулся. – Который час?

– Восемь.

Он сел и, сгорбившись, хмуро почесал небритую челюсть:

– Думаю, пора вставать.

– Да, – согласилась она. Вдалеке просигналила машина. Открылась входная дверь, и сосед быстро спустился по бетонным ступеням. Приглушенные звуки людской возни… Мерцающие клубы пара в утреннем воздухе.

– День намечается знатный, – вдруг сказала она.

– Ну его к черту, этот день, – он смущенно осмотрел травмированную кисть.

– Что хочешь на завтрак?

– Ничего, – Хедли раздраженно покачал головой. Инцидент в баре, драка, полиция… все казалось каким-то нечетким, будто во сне, и уже наполовину изгладилось из памяти. – У меня похмелье, – пробормотал он. – Боже.

– Я сделаю кофе, – ласково сказала она.

– Нет, доктор говорит, тебе нельзя.

Хедли вяло нащупал одеяло, пытаясь встать на ноги.

– Господи, – пробормотал он, коснувшись ступнями пола. Минуту постоял у кровати, глядя на нее с томительным желанием. Рассеянно почесал голую волосатую грудь. Затем, повернувшись, нетвердой походкой вышел из спальни в ледяной коридор и шагнул в туалет. Прикрыв дверь, сгорбился над унитазом и помочился. Наконец что-то проворчал, смыл за собой и угрюмо побрел обратно в спальню. У двери он остановился.

– Я потерял деньги, – с трудом вымолвил Хедли.

– Ничего страшного, – она вскользь улыбнулась. – Не бери в голову и иди умываться.

Хедли послушно взял станок и бритвы из ящика туалетного столика и исчез в ванной. В дýше зашумела горячая вода, и он с радостью встал под нее. После чего тщательно почистил зубы, побрился, причесался и вразвалку вышел за чистой одеждой.

– Тридцать долларов, – сказал он.

– Поговорим об этом позже.

Он кивнул, отрыгивая.

– Прости, можно взять немного из денег на хозяйство?

– Конечно, – нехотя сказала она.

Хедли достал из комода белую накрахмаленную рубашку. Ее запах взбодрил его. Затем взял в шкафу чистые трусы и снял с плечиков старательно выглаженные синие слаксы. Его охватило странное нетерпение: радостный запах свежего белья прогнал затхлые ночные воспоминания. Но за спиной, в темной влажной постели, лежала Эллен, и Хедли затылком ощущал ее жадный взгляд. Рассыпавшиеся по плечам каштановые волосы, пухлые полушария грудей. Огромный живот гротескно выпирал: оставалось всего несколько недель. Ребенок – тяжкое бремя. Тогда Хедли уже не отвертеться: конец был близок, и это угнетало.

– Наверное, я не пойду сегодня не работу, – мрачно сказал он.

– Почему? – с тревогой спросила Эллен. – Разве ты не отдохнул? Если б ты что-нибудь съел…

– Сегодня слишком хороший день. Спущусь и посижу в парке, – его руки и ноги зудели от нетерпения. – Может, поиграю с детьми в футбол.

– Они еще в школе. Да и не сезон.

– Тогда в бейсбол. Или побросаю подковы, – он повернулся к ней. – Ты же хотела съездить на выходных за город. Ну, так давай выберемся отсюда – давай поедем туда, где можно свободно погулять.

Эллен потрогала свой живот:

– Ты же знаешь, мне нельзя.

– И то правда.

Огромная бочка уязвимой плоти… Пуп земли.

– Дорогой, – сказала Эллен, – ты не хочешь рассказать мне о вчерашней ночи?

Хедли не хотел, но, судя по ее решительному голосу, момент настал.

– Ничего особенного, я все уже рассказал.

– Тебя что… ранили?

– Это и дракой-то назвать нельзя. Просто мы перебрали… Помахали руками да обматерили друг друга, – затем он задумчиво пробормотал: – Но, кажется, я все-таки врезал одному из этих подонков. Тому, здоровому. Копы решили, что я коммунист… Когда они меня тащили, я орал: «Валяйте, фашистские сволочи, я еще до вас доберусь!»

– Их было всего двое?

– Четыре копа и две фашистских сволочи.

– Это случилось в баре?

– Возле. Началось в баре. Или в публичной библиотеке. Может, это были библиотекари?

– Стюарт, – сказала она, – почему это произошло? Что с тобой творится?

Хедли надел зеленовато-голубое пальто и остановился у зеркала, рассматривая свое лицо, волосы, зубы, опухшие глаза. Насупленно выдавил прыщик на гладковыбритом подбородке.

– К Салли, да? – спросила она.

– Да.

– Ты напряжен.

– Ты офигенно права: я напряжен.

Именно сегодня он должен был ее забрать.

– Хочешь… я поеду с тобой?

– Я заберу ее сам, – сказал он, направляясь к двери. Ему ужасно не хотелось, чтобы Эллен тащилась с ним и вмешивалась, только ухудшая положение. – Может, лучше приберешься в квартире?