Эдуард Геворкян - Деревянные облака

Ветер, набухший мокрым снегом, полз над болотами, лесами, глухо постанывал в обгоревших стропилах, вырывался на простор и бил липкими снежинками в черные силуэты печей, тщетно пытаясь их заново выбелить.

По серому насту поляны осторожно кралась волчица. Замерла. Нарастал слабый, поначалу еле слышимый звук. Волчица рывком поднялась и, увязая по самое брюхо в снегу, ушла в чащу.

Стук и лязг приблизились, выкатилась платформа с мешками, ее толкал паровоз. За ним несколько вагонов, обшитых стальными листами, и две платформы, крытые брезентом. У переезда паровоз зашипел и окутался паром, сухо грохнули буфера. Из вагонов посыпались солдаты, быстро расчехлили машины под брезентом, откинули борта платформ, придвинули брусья, и по ним, стреляя сизым дымом, грузно развернулись и сползли два танка – черные кресты на белой краске и короткое рыло пушки.

Танки взревели и зашлепали гусеницами по еле видимой колее, за ними двинулась колонна солдат.

Анастасия Захаровна охнула и опустила занавеску.

– Принес нечистый на нашу голову!

Ухватилась за кольцо в половице, подняла тяжелую крышку, сдавленным голосом сказала вниз: «Тихо вы там!» Опустила крышку, кинула половик и надвинула скамью. Перевела дыхание и села у окна, слушая рокот гусениц, лай и чужие голоса.

Ближе к вечеру в избу без стука ввалился трезвый и злой Егор Жомов. Прислонил винтовку к столу и попросил воды. Анастасия Захаровна молча смотрела на Жомова.

– Ты, это, не бойся, Настя, – сказал, не дождавшись воды, Егор. – К тебе никого не сунут, я сказал, больная, а они заразы боятся.

– А мне чего бояться? – подала голос Анастасия Захаровна.

– Ладно уж, – махнул рукой Егор. – Я не Чмыхов, душегубства на себя не возьму. Своих-то попрячь, чтоб носа не казали.

– Чего?

– Того… А ну, положь топор! – Егор подскочил к старухе и вырвал из рук колун. – Я про твоих квартирантов давно знаю. Хотел бы – тепленькими взял. Ты Чмыхова бойся, а меня не бойся. Мне эта служба – вот! – Провел ладонью по горлу.

– Что же в лес не уйдешь?

– А я дороги не знаю, – подмигнул Егор. – В лесу меня только и ждали. До первой березки доведут и… смерть предателю! С твоими вот жильцами, глядишь, и дойду. Может, поверят, дадут искупить.

– О чем раньше-то думал? – всплеснула руками старуха. – Голова седая, а ума нет! Тебя что, силой в полицаи гнали?

– Силой не силой, а без меня Чмыхов вас всех тут…

– И с Чмыхова спросят.

Егор вдруг захихикал.

– Знал бы Чмыхов… Когда его папашу раскулачивали, я у них патефон прибрал. Хороший. Жаль, пружина лопнула.

– Чмыхов-то душегуб, а вот ты – жулик!

– Ну и ладно. Да, вот еще! Немцы утром в лес пойдут, прочесывать. Предупредить бы, а, Настя?

Анастасия Захаровна пожала плечами.

– Они, это, вроде базу засекли. Окружают. Начальник, герр Хевельт, злой, гадюка. И стеклышко в глазу. Чмыхов трепал, будто ночью самолет упал. Может, летчиков уже подобрали, в лесу, или ховаются где-то.

Егор хотел еще что-то сказать, но не решался, выглянул в сени и, подойдя к старухе, жарко зашептал в лицо:

– Ты сведи меня с ними, Настя! Слышь, не бойся! Я хоть сейчас в лес, да кто поверит. А я… вот те крест.

До того жалкими были глаза Егора и так луком от него несло, что не выдержала Анастасия Захаровна и влепила по небритой щеке. Показала на дверь. Егор лишь покачал головой, хмыкнул «Крепко!» и пошел вон. Через секунду снова возник в избе:

– Так я завтра зайду, ты мне верь, без меня худо будет!

И прикрыл дверь, уворачиваясь от летящей картофелины.

– Плохо, Анастасия Захаровна, по всему видать – плохо! – Голос Лыкова глухо в кромешной тьме подпола: – Значит, так! Бери Валю и пацана, и до лесу. У меня две гранаты. С ногой далеко не уползу. Сунутся – встречу. А там видно будет.

Анастасия Захаровна сидела на старых мешках. Она знала, что Лыков сейчас лежит в углу, на холстине, брошенной на сено. Рядом с ним на бочке сидит племянник Женька, а здесь, на мешках, примостилась и греет ей бок Валентина.

Всех до слез жалко. Кузьму Лыкова отряд месяц назад оставил. Нога все не заживает. Два раза из лесу за ним приходили. Он вставал, делал несколько шагов и падал. Доктора бы, да где взять? В отряде доктором был Колька-коновал, сын соседский, да и тот пропал.