Елена Кочергина - Князьки мира сего

— Выглядит он как? Где его прилавок?

— Маленький такой, шустрый. Прилавок под крышей. Как зайти с центрального входа, в конце, справа…

До вечера Иваненко успел опросить ещё нескольких соседей Голубинниковых по подъезду, но никакой полезной информации больше не узнал. «Да, видели этих молодых людей. В разное время суток. Одежда обычная, неброская. Чем занимаются, не знаем. Появились несколько месяцев назад. Подозрительного ничего не замечали». И так далее и тому подобное.

Затем Пётр отправился домой, написал отчёт о проделанной работе, и у него ещё осталась пара часов, чтобы сделать одно дело, которое он считал весьма важным на данном этапе следствия.

Темнота. Но кое-что можно разглядеть. Маленькое окошко зарешёчено и прикрыто снаружи рольставнями. Холодно и сыро. Он лежит на нарах, а по щекам текут невидимые слёзы. Он убил человека. Не человека, а Человека с большой буквы. Выстрелил ему в спину и прострелил сердце. Пуля прошла навылет…

Пилат вышел к толпе и сказал: «Вот Человек!» А потом приказал этого Человека распять. Богочеловека. Образ Бога Отца.

И Пётр убил образ Бога. Образ Сына. Стал Богоубийцей. Самоубийцей. Украл у ближнего — украл у себя. Убил ближнего — убил себя…

Ему становится невмоготу, он разрывает пространство сна и выныривает в пространство утренних сумерек, струящихся из окна. Всего лишь сон, всего лишь сон… Какое счастье, что не стал человекоубийцей. Что не такой, как мытари и грешники… Что десятину с мяты даёт…

Прошлым вечером Пётр Иваненко второй раз в жизни прочитал Четвероевангелие. А сейчас надо идти на Рогожский рынок, искать маленького, шустрого такого кавказца, торгующего овощами.

Люди идут по улице с суетными озабоченными лицами, увёртываются от автомобилей, торопятся в офисы, на работу. Они думают, что «работают на себя», но рабское выражение их лиц свидетельствует об обратном. Ну разве можно сравнить радостное лицо человека, работающего на себя, то есть занимающегося любимым делом, с перекошенным лицом москвича, носящегося в тухлом воздухе, как больная на голову ищейка, в поисках «деньжат» (ласково как называют эти засаленные бумажки!)?

А вот и здание рынка. Недоспавший охранник, ломящиеся от снеди прилавки. Все торгаши на своих местах.

Иваненко без труда нашёл нужного кавказца, показал ему удостоверение следователя МВД.

— Мы разыскиваем молодых людей, супругов, Алексея и Ольгу. Есть информация, что они отоваривались у вас.

— А что с ними случилось? — настороженно спросил кавказец.

— Так вы их знаете?

— Лёшу и Олю?

— Почему вы решили, что с ними могло что-то случиться?

— Дорогой, у таких, как они, много врагов.

— А может быть, они сами совершили какое-нибудь преступление?

Кавказец улыбнулся, глядя на Петра, как на умственно отсталого.

— Лёша и Оля? Дорогой, давай я расскажу тебе свою историю. Клиентов всё равно пока нет. Я приехал из Азербайджана в Москву совсем молодым. Восемнадцать лет мне было. Я сидел. Да, дорогой, вы же всё равно всё узнаете. Пять лет я сидел за грабёж. Я хорошо бегал. Родной дядя отправлял меня отнимать на улице сумки у обеспеченных женщин и убегать. На зоне меня сильно избивали, и я взмолился Аллаху, и Он защитил меня от смерти. Теперь я держу эту точку и всё делаю своими руками. Жена у меня азербайджанка, двухкомнатная квартира и пятеро детей. Ибрагим меня зовут, дорогой.

Азербайджанец протянул Петру покрытую чёрным волосом руку.

— Пётр Исаакович. И какое отношение имеет ваша история к супругам Голубинниковым?

— Мы всей семьёй ходим в мечеть, и мы, верующие, узнаём других верующих. Такое дело, дорогой, у верующих принято соблюдать заповеди, а другие делают, что хотят.

— Вы видели, как они крестятся? Может быть, они говорили, в какую церковь ходят?

— Нет.

— То есть это ваше предположение, что они верующие?

— Вот если ты, дорогой, увидишь ласку в глазах своей жены? Глаза её сверкают и говорят: «хочу», это будет предположение? Или знание?

— Вы правы, верующими они были. Своего рода… Алексей и Ольга пропали, нам надо обязательно их разыскать.

Взгляд Ибрагима сделался грустным.

— Вы их не разыщите. Они в раю…

— Или в аду.

— Всё лучше, чем здесь, — махнул рукой Ибрагим.

— Как это?

— Всё просто. Земля — СИЗО, рай — воля, ад — зона. Те, у кого нет хо́док, думают, что в СИЗО лучше, чем на зоне. Они ошибаются.

— То есть вам плохо на Земле?