Клиффорд САЙМАК: ВЫБОР БОГОВ

У него все не выходил из головы тот последний медведь, однако, как ни странно, он не мог точно вспомнить, что произошло. Последние несколько дней он постоянно об этом думал, пытался вспомнить, пытался обрести уверенность – и был к ответу не ближе, чем когда-либо. Зверь, поднявшийся на дыбы из глубокого русла ручья, застал его врасплох, и убежать было невозможно, поскольку он находился слишком близко. Стрела не поразила медведя насмерть, он был уверен, потому что не успел даже как следует ее вложить. Однако же рванувшись вперед и рухнув почти у самых его ног, зверь умер. И в этот краткий миг перед тем, как ему умереть, произошло нечто, и именно это нечто он и не мог вспомнить. Несомненно, он сам что-то сделал, но не было никакой возможности узнать, что именно. Несколько раз ему начинало казаться, что вот-вот он отыщет ответ, и каждый раз тот вновь уплывал куда-то в глубины его сознания, словно ему не положено было этого знать или словно не знать этого было лучше для него самого – ответ, который его внутренний, тайный рассудок не позволял ему найти.

Он сложил свой узел с поклажей у ног и прислонил к нему лук. Взглянув на обширное пространство обрамленной утесами, расписанной осенними красками долины, где соединялись две огромные реки, он увидел, что все точно так, как ему говорили охотники на буйволов, которых он встретил на высокогорной равнине почти месяц назад. При мысли о них он улыбнулся – это были приятные люди. Они просили его остаться, и он едва не остался. Среди них была девушка, которая смеялась с ним вместе, негромким, грудным смехом, и был юноша, дружески коснувшийся его рукой. Однако он не смог остаться с ними.

Солнце поднималось, и под его лучами клены у края дальнего утеса неожиданно запылали золотом и багрянцем. И там, на скалистом мысе, возвышавшемся над местом слияния рек, стоял огромный дом, о котором ему рассказывали; его многочисленные печные трубы торчали над крышей, словно уставленные в небо короткие, толстые пальцы.

Юноша поднял висевший на груди бинокль и поднес его к глазам. От движения ремешка тихонько стукнулись друг о друга медвежьи когти на его ожерелье.

Джейсон Уитни закончил утреннюю прогулку и сказал себе, что это была его лучшая прогулка из всех, – хотя он припомнил, что та же мысль приходит ему в голову каждое утро, когда он по пологому склону поднимается к дворику, а из кухни плывет запах жареной ветчины и яичницы, которые готовит Тэтчер. Но сегодня утро действительно замечательное, настаивал он.

Такое свежее, даже с прохладцей, пока ее не разогнало поднимающееся солнце, и листья, подумал он, листья просто великолепны. Он стоял на краю обрыва и смотрел вниз на две реки, и их голубой цвет (возможно, для того, чтобы дополнить краски осеннего полотна, по которому они протекали) был темнее обычного. Смотрел на стаю уток, летевших через долину, над самыми макушками деревьев; в одном из маленьких прудов, которыми был усеян заливной луг, по колено в воде стоял лось, он опускал голову в воду и жевал лилии, а когда вновь ее поднимал, вода каскадами скатывалась с его мощных рогов. Даже со своего места Джейсону казалось, будто он слышит звук этих водопадов, хотя он знал, что находится слишком далеко, для того чтобы их слышать.

Две собаки, которые его сопровождали на прогулке, убежали вперед и теперь ждали во дворике, не его, хотя ему было бы приятно так думать, а свои миски с едой. Во время прогулки Баусер, проживший на свете много лет, ступал подле Джейсона тяжело и степенно, а Ровер, глупый щенок, загнал на дерево белку в ореховой роще, а на осеннем поле поднял стаю куропаток из собранной в снопы кукурузы.

Открылась дверь во внутренний дворик, и вышла Марта, неся миски для собак. Она наклонилась и поставила их на камни, а собаки ждали, вежливо и уважительно, помахивая хвостами и подняв уши. Выпрямившись, Марта вышла со двора и пошла вниз по склону навстречу Джейсону. Поцеловала его своим утренним поцелуем и взяла под руку.

– Пока ты гулял, – сказала она, – я разговаривала с Нэнси.

Он сдвинул брови, пытаясь вспомнить.

– Нэнси?

– Ну да, конечно. Ты же знаешь. Старшая дочь Джеффри. Мы с ней так давно не говорили.

– Теперь вспомнил, – сказал он. – И где же Нэнси теперь обитает?

– Где-то в районе Полярной звезды, – ответила Марта. – Они совсем недавно переехали. Сейчас живут на чудеснейшей планете…

Вечерняя Звезда, сидя на корточках в вигваме, заканчивала украшать амулет. Она очень старалась, чтобы он вышел красивым, и сегодня собиралась отнести его дубу. День для этого хороший, сказала она себе, – ясный, тихий и теплый. Такие дни надо ценить, хранить их у самого сердца, ведь разноцветных, ярких дней осенью бывает немного. Скоро настанут дни сумрачные, когда холодный туман закрадется меж обнаженных деревьев, а после задуют ледяные северные ветра и принесут с собой снег. С улицы до нее доносились звуки утренней жизни лагеря: удары топора по дереву, бренчание котелков, дружеский оклик, счастливый лай собаки. Позже снова начнется работа по расчистке старых полей придется выкорчевывать поросль, убирать камни, вышедшие из земли за прошлые морозные зимы, сгребать и сжигать сорняки, оставляя землю обнаженной, готовой к тому, чтобы весной ее вспахали и засеяли. Все будут заняты (как и ей самой положено быть), и будет нетрудно потихоньку ускользнуть из лагеря и вернуться прежде, чем кто-либо заметит ее отсутствие.