Андрей Валентинов - Механизм Времени

— Тринадцатый дракон? Поэтическое название. Оно мне нравится. У нас сей металл называют "алюминиум". Ведь мы говорим об одном и том же элементе? Дабы развеять сомнения — вот, взгляните.

Раскрыв саквояж желтой кожи, который принес с собой, Эрстед достал брусок легкого серебристого металла. В Дании такой слиток алюминиума стоил бы целое состояние. Он и здесь обошелся, мягко говоря, недешево. Пришлось обращаться за кредитом к англичанам. Имя Натана Ротшильда, а главное, тайный документ за подписью банкира, сделали представителя Ост-Индской компании добрым и щедрым, как летний дождь.

Лю Шэнь не сумел скрыть волнения. Рука его дрогнула, коснувшись слитка. Но проявление слабости длилось краткий миг. Улыбка вернулась на лицо китайца, едва "сом" разглядел клеймо-иероглиф. У варвара много денег? Очень хорошо. Но добываем-то "серебро Тринадцатого дракона" мы!

Пусть платит.

— А Лю Мен? — на свой лад повторил старик латинское слово. — Хорошее созвучие. Так назвал этот металл ваш поэт?

— Взор мудреца проницает любые завесы, — усмехнулся в ответ Эрстед. — Мой брат — ученый. Но он не чужд поэзии. Одно из стихотворений он посвятил алюминиуму, когда сумел его получить.

— Ваш брат получил "серебро Тринадцатого дракона"?!

В голосе Лю Шэня сквозило недоверие. Лаовай совершил уникальное открытие? Нет, это ложь! Варвар с Севера просто желает выведать заветную тайну!

— К истине идут разными путями. Если мне не изменяет память, так говорил Будда. Уверен, метод моего брата отличается от используемого вами. Почему бы двум "знатокам истинной природы элементов" не поделиться знанием друг с другом?

— Вам известен секрет?

— Разумеется. У нас это вообще не секрет. Все ученые — братья. Если мы откажемся дарить свет ближнему — мир погрузится во мрак невежества. Не так ли?

Эрстед не ожидал от себя подобного красноречия. Сказалось регулярное общение с китайцами.

— Вам, — хитро сощурился Лю Шэнь, хотя при его глазках это казалось невозможным, — как мастеру заморского ци-гун, должно быть известно: "серебро Тринадцатого дракона" не дается в руки тем, чьи помыслы нечисты. Благородный металл — благородному мужу. Но даже ему необходимо в течение семи дней поститься, приводя ци в гармонию с внешним миром. Медитации, киноварные поля...

— Ах, как вы правы! — перебил "сома" Эрстед. — Разве я посмел бы нечистым явиться в храм науки? Перед приходом сюда я целую неделю предавался медитациям и "погружал журавля в киноварь". Теперь я готов к испытанию. Приступим?

Вопрос прозвучал, как вызов на дуэль.

Датчанин вспомнил гордую улыбку Вэя-младшего, и шест на плече Вэя-старшего. Наставник императорских телохранителей спешил на площадь, где ждал его чужак-забияка. А Андерс Эрстед в это время шел в лабораторию, где ждал варвара надменный химик Лю Шэнь. Тысяча дьяволов! — рюкюсец Мацумура вдруг показался родным и близким человеком. Взять палку, выйти один против всех, на чужой территории...

Прежде чем вступить в бой, Эрстед пожелал рюкюсцу победы.

1

Расставшись с Эрстедом, отец Аввакум направился в школу для албазинцев. Ее открыл архимандрит Петр, глава нынешней миссии. Увы, толку от школы было мало. Выполняя указание поддерживать православную веру "исполнением треб и проповедью", миссия столкнулась с очевидными трудностями.

Широта русской натуры, помноженная на дурные привычки китайцев, дала ужасающий результат. Казаки острога Албазин, сдавшись на милость императора Кан-си, попали на хлебное место. Всех скопом причислили к сословию потомственных военных — второму после гражданских чиновников. Большое жалованье, удобные квартиры — богдыхан не скупился на дары. Участок земли на северо-востоке Пекина, кладбище за городом, буддийская кумирня, перекрещенная в часовню святителя Николая...

Служба в родном остроге — ад в сравнении с райской добротой Поднебесной.

Жен казаки получили из Разбойного приказа. Говоря простым языком, им раздали жен казненных преступников. Дети и внуки, рожденные в таких семьях, быстро превратились в воинственный сброд. Жизнь они проводили в своеволии и бесчинствах. Сытые, обеспеченные, забияки транжирили жалованье направо и налево.

Пьянство, опиум, долги, распутство, драки...

Ремесел албазинцы не знали, к труду относились с презрением. Наследственной обязанностью считали одно — службу в гвардии, в отряде "Знамени с желтой каймой". Дурной каламбур, но богдыхана они боготворили. Священник, служа литургию в Софийской церкви — Никольскую часовню давно переосвятили — после "государских ектений" молился о Сыне Неба: