Эдгар Пэнгборн: Дэйви

Эта книга — для взрослых.

Она универсальна и каждый может найти в ней то, что ему близко, что его интересует и волнует: божественное и земное, жизнь и смерть, мир и войну, радость и печаль, любовь и ненависть, секс и эротику, боль и страдание, юмор и сарказм, реальность и фантастику… — в общем, все, что делает нашу жизнь (и, в частности, человеческие отношения) богатой и разнообразной.

Читая книгу, ощущаешь незримое присутствие персонажей Марка Твена и Гоголя, Филдинга и Голдинга, О’Генри и Чехова, Ильфа и Петрова, Ницше и Шопенгауэра, и даже Эдика Лимонова.

Перед читателем предстает Древний Новый Свет — Америка во всем великолепии ее животного и растительного миров; земли, реки и озера которой изменило гигантское наводнение (сродни всемирному потопу, только рукотворное и без Ноева ковчега). В романе повсеместно угадываются нынешние названия штатов и городов Америки, за исключением, разве что, легендарного Хамбертауна.

Прочитав эту книгу, где мудрость проглядывает сквозь шутки и смех, чувствуешь, что заполнен еще один пробел в твоих знаниях, что душа стала богаче и мудрее. И хочется перечитать ее вновь и еще не раз вернуться к наиболее полюбившимся эпизодам.

Читайте…

Я — Дэйви. Дэйви, который когда-то был королем. Шутовским королем-шутом, а для этого, как известно, нужна мудрость.

Это произошло в 323 году, в Нуине, чья восточная граница — побережье бескрайнего моря (в древности оно называлось Атлантическим), где пролегает извилистый путь нашего корабля в пасмурные или солнечные дни и в бескрайней необъятности ночи. Я был еще мальчиком в моей родной стране Мохе, когда приобрел золотой горн и начал учиться играть на нем. Затем последовали годы странствий с бродячими комедиантами группы Рамли в Кэтскиле, Леванноне, Бершаре, Вэрманте, Коникате и Низменных странах — годы возмужания, с приятными девушками, хорошими друзьями, увлекательной работой. И когда, уже без бродячих комедиантов, я прибыл в Нуин, то выглядел, вероятно, почти мужчиной, иначе женщина, которую я встретил там, моя кареглазая Ники, с остроконечными, словно у эльфа, ушками, не воспылала бы страстью ко мне.

Меня обучали грамоте, или у них это так только называлось, в школе в Скоаре, но фактически я не умел читать и писать до встречи с бродячими комедиантами, когда мадам Лора Шоу потеряла терпение от моего невежества и дала мне начальное образование. Теперь, достигнув двадцати восьми лет, далеко продвинувшись в ереси и знакомый с фрагментами древней литературы, я посылаю ко всем чертям законы, которые запрещают большинство книг древнего мира или приберегают их для священников!

Как-то я набрался наглости и попытался написать книгу для вас — совсем не представляя себе вас, хотя и должен бы, потому что между нами океан и столетия, — ведь вы, люди, если вы существуете, не знаете ничего о моей стороне круглой земли. Я убежден, что она круглая.

Думаю, моя манера письма должна следовать стилю древнего мира, а не сегодняшней речи и письму. Немногие книги, изданные в наши дни, варварски отпечатанные на отвратительной бумаге и не заслуживающие лучшей судьбы — продукция церкви, скучная до невероятности — проповеди, притчи, нравоучительные вымыслы. Обыденная речь, конечно же, более живая, но очень уж упрощена, что делает ее в целом чертовски скучной пусть только любой человек, не священник, использует термин, который не воспринимает забитая всякой чепухой голова, и взгляд подозрительно скользнет в сторону, а пальцы готовы бросить камень, это извечное средство дурака поставить себя на один уровень с мудрым. И, наконец, английский язык, которым пользовались в древнем мире, — единственный, на котором я мог бы общаться с вами, если вы, возможно, существуете и однажды прочтете это.