Николай Беляев - Змеиная осень [СИ]

— Один белый, — начал было Рыбин. Побледнел, схватился за виски, пошатнулся… Рванул рубаху, его от наклона повело вперёд — упал на четвереньки, вырвало…

— Дежурный, врача! — заорал я. Только этого мне не хватало!

Врач примчался через минуту, а то и меньше — кабинет у них рядом с дежуркой, но было уже поздно — Рыбин не подавал признаков жизни. Врач, мужчина чуть постарше меня — кажется, Толик его зовут, — задал несколько вопросов и предположил кровоизлияние в мозг. Добавил, что вскрытие покажет.

Вот же зараза… Большаков меня прибьёт — за то, что довёл задержанного. Вот что мне не терпелось, а? И главное — я ведь почти дожал его, он уже начал рассказывать!

Так, стоп, стоп. Волков, сними сияющие доспехи. То, что Рыбин может быть больным, ты не знал. На вид он здоров как бык. Прессовать его всерьёз никто не прессовал, так — пугнул на словах легонько. Да большинство расхохочется в лицо после такого! Главное — этот жлоб реально был виновен. Глядишь, сказал бы сразу, ещё милиции — всё бы обошлось…

Конечно, отмазки слабые и притянутые за уши, но меня понемногу начало отпускать. Врач, видимо, заметив моё состояние, поволок меня к себе, померял давление — выше нормы. Налил полстопки спирта (сказал, что для расширения сосудов, но, скорее всего, для обоюдного успокоения), велел выпить и отправил спать.

Спать я и не пытался — в дежурке галдела смена, утихомирятся они только через часик. Особого внимания покойному Рыбину не было — конечно, шум пошёл, но, поскольку никто не знал подробностей — мало кому всё это было интересно.

Я вышел, побродил по территории. Было безветренно, но откровенно прохладно, чёрную звёздную шапку неба там и сям перечёркивали тёмно-серые хлопья облаков.

Что ж за осень нынче такая, а…

Я вытащил из кармана подаренный Иксенией амулетик, покачал в руке. Змея болталась на подвеске — плавно, словно часть единого целого. Что у меня общего с Ксюшей? Ничего. Я знаю, кто она, она обо мне скорее всего тоже немало знает, хоть и говорили мы не дольше пяти минут.

Я накинул цепочку на шею — амулет послушно скользнул под одежду, к телу. Странно — думал, будет холодным, а он тёплый… как рука Иксении тогда. Я тоже думал, что она будет холодной.

Почему-то стало спокойнее — словно мысли прочистились. А может, те полстопки помогли вкупе с прохладной ночью.

Итак, случилось плохое — свидетель отдал концы. Кровоизлияние… ну да, бывает и такое. Люди из наших миров — да и ты сам, Волков, не исключение — всё же слабее «местных». Предстоит разбирательство и прочий геморрой… Интересно, почему в нашем языке слово «геморрой» частенько означает головную боль? Тьфу ты, что за ерунда в голову лезет.

Ладно. Завтра будет завтра.

Я побродил ещё немного и вернулся в дежурку. Тут было гораздо тише — большая часть смены завалилась подремать, и, кстати, свободных кроватей первого яруса уже не было.

Сам не зная для чего я спустился к камерам.

— Опять? — ухмыльнулся дежурный. — Там ещё один есть, действуй!

Он откровенно стебался — ему-то всё равно, если запись в журнале стоит.

— Да, — просто сказал я. Почему-то ощущалось желание хоть словом, но перекинуться с доппелем, причём именно сейчас.

Не скрывая улыбки, дежурный протянул журнал, я расписался. Парень встал было, но я его остановил:

— Можешь не открывать. Через дверь поговорю.

Камера, в которой сидел доппель, была последней — его специально сунули в дальний угол, Рыбин сидел в крайней со стороны дежурного. Не открывая внешней двери, я заглянул в окошко, вырезанное для наблюдения за задержанными: доппель-Петруха сидел прямо на цементном полу, игнорируя скамейку. Поднял на меня глаза:

— Жорика убили?

Я даже не сразу понял, о ком он. Потом дошло — конечно же, про Рыбина. Смотри-ка, беспокоится, что ли?

— Нет. Умер. Кровоизлияние.

— Жорика убили, — упрямо повторил доппельгангер. — Ты же знаешь, кто я. Мы это чувствуем. Насильственная смерть ощущается не так, как естественная.

Ну и что на это сказать? Загнул… Правильно было сказано дежурному — не вступать в разговор. Такой на раз заморочит голову.

— Что ты знаешь о смерти? — зло сказал я. Доппель первым начал разговор и сбил мой настрой, и без того довольно-таки «плавающий» после тяжёлого дня. Хотя, если разобраться, такую смерть, как у Жорика, сложно назвать естественной.

— Больше, чем ты думаешь, — тихо сказал доппельгангер. — Ты же о нас ничего не знаешь. Его убили. Он слишком много знал.