Николай Беляев - Змеиная осень [СИ]

Во дворе, по случаю воскресенья и хорошей погоды, играли детишки под присмотром бабушек, на поросшей травой площадке ребята постарше гоняли в футбол. Вот так — зверьё зверьём, а жизнь идёт своим чередом…

Трофимыч оказался дома — расположившись за кухонным столом, покрытым клеёнкой, паял старый проигрыватель для пластинок. В моём мире такие остались разве что у эстетов, а тут вполне использовались — правда, с пластинками был напряг, новых-то массово не выходит, технологии не те, да и колдуны не спешат осваивать такое ремесло, как звукозапись. Потому что им это попросту не нужно. Но кустарно пластинки делают, конечно — в основном на материале типа целлулоида.

— Волк, я не скажу, что рад тебя видеть, — пробурчал он, впустив меня и снова беря паяльник. В кухне вкусно пахло канифолью. — От тебя одни неприятности.

Прежде чем сесть, я вытащил смартфон и сделал снимок. Удовлетворённо кивнул сам себе — всё в порядке, Большаков «свой». Шеф, кажется, и не обратил внимания, сосредоточенный на работе. Вот, кстати, тоже хорошо мужику — есть хобби, он постоянно с этой древней электроникой возится.

Кстати, мне это плюс — проще будет доказать ему, что электроника что-то умеет.

— А меня ведь сегодня обокрали, — я присел и, сам того не заметив, процитировал фразу из старого фильма. — Представляете, Сан Трофимыч, сейф унесли.

— С оружием? — не поднимая головы, уточнил Большаков.

— Нет. Оно при мне было.

— Ну тогда и разговор ни о чём, — пожал плечами шеф, и тут, похоже, до него дошло. Поднял голову, посмотрел на меня поверх очков: — Погоди. Отодрали колдовской крепёж и унесли?

— Ага, — как можно более легкомысленно ответил я.

По лицу Трофимыча было видно, что он хочет покрутить пальцем у виска, но паяльник мешает. Помолчал, ткнул жалом паяльника в припой — тот раскатился в коробочке ртуно блестящими шариками:

— И что ж у тебя было такого ценного? На моей памяти сейфы ни разу не уносили, — он опять поднял глаза: — Ни разу, Волк!

— Думаю, что вот это, — и я выложил на край стола смартфон.

Большаков не ответил — мельком глянув на меня, сначала потыкал паяльником в плату, что-то придерживая пинцетом, отложил инструмент, выдернул вилку из розетки. Наконец посмотрел:

— Что это? Из ваших штучек, тамошних?

— Да. Фотоаппарат, — не стал я вдаваться в подробности. — Который сразу показывает фотографии.

— Кому сейчас нужен фотоаппарат, — вздохнул Трофимыч. — Только фотографии и смотреть…

Но взгляд не отводил — видимо, понял, что с фигнёй я к нему бы не пришёл. Домой, да ещё и в воскресенье.

— А если я скажу, что на снимке получается именно то, что есть на самом деле, а не то, чем оно кажется? — прямо сказал я.

Большаков смотрел на меня довольно долго, ничего не говоря — я уж подумал, что от меня требуется реплика, когда он наконец сказал:

— Я тебе отвечу, что я такое уже слышал. Недели две назад. Какой-то пацан расфуфыренный мне пытался рассказывать такую же ерунду. Я его отправил в Управу.

— В красной куртке?

— В красной куртке…

— Этот парень погиб два дня назад. Мы вам отчёт писали, выезжали туда как раз той ночью.

— А в отчёте о фотоаппарате не было ни слова, — ехидно заметил шеф.

— Да. Я уже позже начал обдумывать, — и я общими словами пересказал Большакову последние события — естественно, умолчав о сегодняшней поездке и «проверке». Да и фотку, сделанную в Виковщине, надо, пожалуй, стереть — это не то доказательство, которое я готов показывать. По крайней мере, не в ближайшую неделю-другую.

— Хочешь сказать, что и доппельгангера эта твоя хрень увидит? — правильно понял мою мысль Большаков.

— Честно — не знаю, Сан Трофимыч, — прямо ответил я. — Очень хочу проверить, потому и к вам пришёл. Одному стрёмно.

— Меня, выходит, первым делом сфотографировал? — полуутвердительно уточнил шеф.

— Ну да.

— Активист… Беда с тобой, Волк. Вот как ты умудряешься вляпываться, а…

— Так поможете? — перебил я излияния Трофимыча.

— Не мельтеши, — шеф встал из-за стола, и я в который раз подумал: ему ж лет дофига, седьмой десяток небось идёт — а он всё разруливает дела Базы, которые спокойными ну никак не назвать.

Большаков подошёл к старомодному висячему телефону в коридоре — чёрному, небось ещё эбонитовому, а не пластмассовому, — набрал номер, сказал несколько слов. Потом набрал ещё один, ещё… Ушёл в комнату, погремел сейфом, вернулся с бланками и коробочкой с печатью.

Люди начали собираться через полчаса. Все знакомые — Плотников, Тищенко, Королёв, Семёнов. Наша, можно сказать, банда. Или, правильнее, смена. Судя по виду, минимум двоих оторвали от отдыха — Тищенко с мокрыми, наспех высушенными волосами, Плотников с лёгким выхлопом — но не с таким, который мог бы помешать его «функционированию».