Николай Беляев - Змеиная осень [СИ]

— «Серый волк», — прочитал Лёшка. — Светка, хватит прикалываться!

Светка шмыгнула носом и резко дёрнула рукой, сорвав иголку с листка.

— Хватит на сегодня, — твёрдо сказала она, но Серёжке показалось, что её голос дрожит.

Ребята начали вылезать из-под стола, сдёргивали покрывала, убирали стулья, которые их прижимали.

Серёжка уже собрался идти в свою комнату, когда Светка схватила его за руку.

— Ты понял? — спросила девочка.

— Что? — не сообразил Серёжка.

— Ничего, — Светка убрала руку и, когда мальчик уже вышел из комнаты, сказала вслед: — Спаси её…

Твою мать, приснится же такое…

Я долго лежал, укрывшись шерстяным одеялом до подбородка и глядя в потолок. А ведь сон воспроизвёл события почти тридцатилетней давности довольно точно. И иголка тогда указала на меня, однозначно. Правда, совершенно не помню, подходила ли ко мне Светка, или это мой мозг дорисовал по мотивам последних событий. И ведь никто не называл меня «Серый Волк», никогда, кроме Маши — недавно, в деревне. Хотя имя-фамилия намекают.

Выходит, Маша — Светкина дочь, теперь это можно сказать уверенно. Конечно, я её ещё расспрошу, но и так многое становится ясно. В том числе и Машины паранормальные способности — понятно, что и у Светки они были. Она и правда общалась с духами — иначе как объяснить всё произошедшее?

Ну да, я и сам общался с духами… Проводник-призрак был отчасти прав — мы с Машей связаны, именно так, через её мать — такое ощущение, что она тогда ещё, в детстве «запрограммировала» эту связь.

Почему я в тот раз подобрал Машу на Болоте? Вопреки всему — правилам, уставу, логике, мнению друзей, наконец… Но ведь подобрал же!

Цепь случайностей. Или, наоборот, не случайностей. Даже тот патрон с серебряной пулей…

Я сбросил одеяло, ёжась, прошлёпал на кухню — было откровенно прохладно. Сентябрь, называется… Котельной пора уже отопление включать. Налил полстакана ледяной воды из-под крана, выпил залпом, словно пятьдесят водки хлопнул. Как ни странно, полегчало.

Вернулся на диван, натянул одеяло почти до носа. Завтра… Завтра будет завтра.

Бурденко мне не нравился никогда, хоть мы и встречались всего полтора раза. Неприятный тип. Точнее, неприятный взгляд — сверлящий, ещё и глаза тёмные, какие они там у него, карие или чёрные — не разобрать. Если бы не густые волосы, был бы похож на сильно помолодевшего Гошу Куценко — такой же длинный нос и рубленые, узкие черты лица. А у актёра были когда-то волосы? Блин, что за ерунда в голову лезет…

Это, наверное, чтобы отключиться от реальности. Не нравится мне разговор с ректором, а что поделать?

На этот раз в ректорский кабинет Колледжа были притащены три кресла — как и вся мебель здесь, откровенно советского образца, но новые и прочные. И достаточно удобные — не такие, в которые садишься и проваливаешься. Прогресс — в прошлый раз, неделю назад, в кабинете и со стульями была проблема.

Впрочем, стул был и сейчас, стоял чуть сбоку — на нём пристроился белобрысый Соколов, голова его была перебинтована — ну всё верно, с той колдовской разборки, когда его приложило о камни, шарахнув магической отдачей… А в креслах, расставленных аккуратным треугольником, сидели мы с Машей и напротив — Бурденко. Не особо-то заботится ректор о своих ребятах — могли бы и пацану притащить кресло. Тем более, что он сколько времени вкалывал как лошадь, работая «глазами и ушами» ректора. И по башке получил он, а не ректор. В этом весь Бурденко, как я понимаю.

— Вляпались вы, друзья мои, в то, во что вляпываться совсем некстати, — говорил Бурденко голосом доброго дядюшки. Учитывая антураж, ничего хорошего при этом ждать не следовало. Доброго уж точно. — И вляпались благодаря своим способностям…

— Кто это был? — бесцеремонно перебила ректора Маша. — Ну, тот старик?

— Мой зам решил, что может всё, — словно не слыша её, продолжал Бурденко. — Как это… оборзел. Вот и решил обратиться к истокам… Тот, кого он пытался вызвать с вашей помощью — судя по всему, Велимир, тёмный волхв, один из тех, кто был изгнан за колдовство ещё во времена Вещего Олега. Действительно тёмная личность, записей о нём почти не осталось, особенно после войны…

Ну правильно. Основная часть архивов, само собой, была сосредоточена в Москве или в Питере, которые в этом мире уж лет тридцать как не существуют — столичные города ядерным ударом снесло на раз. Правда, никто не ожидал, что побочным эффектом будет не радиация, а нестабильность всего сущего — иначе как объяснить открывшиеся порталы в другие реальности, именуемые тут «пробоями»? Мы-то с Машей это на себе испытали, хоть и по отдельности.