Сергей Скобелев - Инфильтрация

— Ка́рачь! Ка́рачь! Ка́рачь [3] Казнить (польск.) !

И, утоляя её жажду крови, прогремел залп. Тела казнённых синхронно подались вперёд, пачкая красно-чёрными кляксами пол под трибуной. Запах свежего мяса смешался с пороховой гарью. Неугомонный зал кровопийц внезапно замолк. Но, что страннее, — Гамбит смог это заметить.

Он всё ещё дышал, стоя на коленях и вжимая шею в уставшую спину. Не выдержав, мужчина повалился на руки и тяжело вдохнул, захлёбываясь душным смрадным воздухом. Он ничего не понимал, как не понимали и люди перед ним. В последней, меркнущей надежде он повернулся к помосту… И его надежда обуглилась в пепел.

Клеменс Станишевский стоял на месте, и с ним ничего не произошло. Никто не ворвался в Сейм, не выстрелил под визг толпы в великого князя. Новоявленного правителя продолжали сторожить цепные псы в чёрных кителях и с новыми должностями. Лишь автоматчик за спиной Гамбита отошёл в сторону, открывая пленника на обозрение начальству. Станишевский слегка приподнял сухую тонкую ладонь и пренебрежительно махнул ею. В тишине, обуявшей зал, этот жест выглядел ещё величественнее, чем мог рассчитывать великий князь.

Повинуясь ему, глава столичной экспозитуры приподнял полу кителя и извлёк пистолет. Блондин стремительно направился к краю трибуны, вытянул оружие прямо в лоб бывшему начальнику, свободной рукой передёрнул затворную раму.

— Благодарю за повышение, пан Беляк, — прошипел Янус Корсак и нажал на спусковой крючок.

Доступ в этот кабинет имели единицы. Огромный зал, настолько длинный, что его хозяин порой не слышал шагов вошедшего; потолок на высоте четырёх метров с двумя хрустальными люстрами, украшенными сотней плафонов-свечей; красные шерстяные ковры; окна высотой во всю стену из пуленепробиваемого стекла, закрытые бежевыми занавесями. Однако сейчас в кабинете царил мрак. Только светильник на широком столе отгонял вязкую тьму. Сидевшему за ним мужчине в застёгнутой гимнастёрке из брезента, вытянутым подбородком на сморщенном лице и бобриком тёмно-русых волос было чуть больше сорока лет. С минуту он не шевелился, опёршись о локти и скрестив длинные пальцы. Наконец, поднял широкие, чуть на выкате, глаза и посмотрел на двух посетителей. Первый находился чуть ближе к столу, носил однотонный китель с четырьмя звёздами на погонах и шагал из стороны в сторону. Для начальника Генерального штаба эта ночь была, возможно, ещё тяжелее, чем для председателя УВП. Вторая фигура стояла неподвижно. Тридцатилетняя женщина среднего роста с худым заострённым лицом и тёмными волосами, собранными в хвост, была одета в камуфляжную солдатскую форму без знаков различия. На чуть приоткрытой шее проглядывалась цепочка посеребрённых жетонов. Выровняв руки вдоль шва, она, не шевелясь, смотрела на председателя, будто одна из античных статуй, выставленных вдоль стен.

— Значит, Варсавия потеряна? — хрипловатым голосом разрушил тишину хозяин кабинета.

— Так точно, господин Каменевский, — ответил мужчина с генеральскими погонами.

— Остальные резидентуры?

— Постепенно теряем связь. Отзывать?

— Ни в коем случае! — жёстко ответил председатель. — Пусть не светятся, но сидят на местах. И где, чёрт возьми, носит Нехлюдова?

— Ему сейчас непросто…

— Неужели?

— Позвольте напомнить, у него погиб сын.

— А у нас целая агентурная сеть! — не выдержав, выкрикнул Каменевский.

В дальнем конце кабинета отворилась дверь. Ненадолго темноту прорезал свет ртутных ламп из коридора, но, стремительно возникнув, белый прямоугольник дверного проёма так же быстро померк. Тяжелые шаги нарастали по мере того, как к столу приближалась статная фигура седовласого мужчины. Нося строгий серый костюм, квадратные очки и часы на потёртом ремне, он почти не выделялся среди номенклатуры чиновников Управления. Выдавало его суровое, непробиваемое лицо и взгляд, который, казалось, замораживал в жилах кровь.

— Я предупреждал, что так и будет, — бросил он, приблизившись к председателю. — Идиоты.

— Господин министр безопасности! — встрепенулся Каменевский, поднявшись со стула.

— Я говорил: надо устранить Станишевского. Повторял раз сто. Теперь он великий князь, и вы никогда к нему не подберётесь.

— Алексей, — обратился начальник Генштаба. — Справедливости ради, мы и раньше теряли агентов. Никакой катастрофы не произошло.

— Катастрофа, — надменно выговорил Нехлюдов, — уже началась. Раз Клеменс раскрыл одну сеть, то уничтожит и другие. Вы потеряете Бравую Вольность, Единую Директорию, лояльные режимы на юге. А потом начнёте терять куски собственной страны. Он объявил нам войну.