Григорий Ярцев - Хроники Каторги - Цой жив еще

Он вспорол наебабье брюхо, оторвал голову и вымочил в ее же внутренностях; волосы впитали кровь и утробную жидкость. Искатель вымазал ими стены, натерся сам. Запах умерших сородичей отпугивал наебаб не хуже мочи, а впереди ждало много. Знал это по усиливающемуся цокоту, по воплям, бродившим в узких коридорах. Осторожно выглянул, забравшись туда, где ждала наебаба, а внизу, как в котле, десятки их, варились единой массой в неведомом ритуальном обряде, вскидывая кверху тощие культи, зиявшие спорами.

Цой ощутил их присутствие и запах, проникавший под кожу; он взывал к мужскому началу, но Цой не поддался - его ум не обманешь, хотя какие-то уже чудились той самой пепельноволосой. Здесь, в замкнутом пространстве их зловония намного сильнее, чем в необъятных просторах Каторги.

Из центра котла раздался натужный крик. Глаза искателя чуть не вылезли из орбит, когда долговязые тела наебаб расступились, открыв взору рожавшую женщину. Лежала на пузыре, источавшим свечение вместе со змеящимися по полу корнями. Вся взмокла, лицо с выжженным отпечатком пятерни на лбу, сморщилось, как переспелый плод шиповника. Кожа лоснилась в прожилках света, расползавшихся по котловану. Сильно зажмурилась и испустила надрывный всхлип.

Одна из наебаб согнулась над кричавшей, мотала патлатой башкой над животом, лаская его локонами сальных волос. Затем провела конечностью над лицом женщины, и прыснула жидкостью, от которой рожавшая впала в безумие; напружинились мышцы, а на руках, вцепившихся в бесформенный пузырь, проступили вены, и она разродилась - сначала нечеловеческим криком, а потом и младенцем, заоравшим не хуже матери. Из кучи тел наебаб протолкнулась другая. Лихо и явно умеючи перекусила пуповину и съела часть, оказавшуюся во рту. Распробовав, протрещала что-то, от чего масса пришла в восторг и повторно вскинула культи, отстукивая звонкий мотив.

Издалека искатель не разобрал пол младенца: увиденное ошарашило, мысли путались, не желая выстраиваться ни в какую последовательность. Отвернулся и сел, тщетно пытаясь осмыслить случившееся безобразие.

Крик, переходящий в плач, заставил выглянуть еще: новорожденный ревел в цепких лапах чудища. В котле замелькали тени, проредившие бледную толпу наебаб. Тени тянулись к женщине обессилено лежавшей на пузыре. Фигура, подоспевшая первой, одним движением скинула с себя вытянутую маску и темные одеяния, скрывавшие коренастого мужчину с тем же клеймом руки на лбу, что и у женщины. Обхватив ее за руку, он склонился и поцеловал в этот самый отпечаток, и пролепетал что-то неразборчивое, вселившее спокойствие в женщину.

Когда клекот культей повторился, люди в балахонах издали клич, вызвавший улыбку на взмокшем лице коренастого мужчины и обессилившей женщины. Он поднял руки и, восхваляя, вознес их к нише, где притаился искатель.

Цой оглянулся, с досадой посмотрев в темноту, скрывшую собой тело наебабы. Быстро сообразил, что умертвил нечто важное для процессии. Выглянул еще раз: мужик распростер руки шире, ожидая неведомо чего. Вскоре на отмеченное рукой лицо опустилось замешательство, сменившееся подозрением; не случилось того, что уже должно было произойти.

Искатель посматривал то назад, то вперед. Отступать некуда. По периметру котлована тянулись другие ниши, связанные узким выступом, позволявшим перебраться от одного к другому обладая достаточной сноровкой. Внизу, где минуты назад царил шум и гам, струной натянулась тревожная тишина, которая с каждой секундой промедления, будто затягивалась на шее искателя.

Цой закрыл глаза, потряс головой, отгоняя ненужные мысли и страхи. Три коротких вдоха-выдоха выстроили организм в нужный ритм. Вдохнув пыльцу из капсулы, помчался вперед.

Мужчина одернул руки, увидев Цоя, ловко балансирующего на грани выступа. Он и его женщина провожали искателя взглядом полным смятения. Опешили и остальные плащи, поворачивая лица, скрытые узкими масками вслед за бежавшим. Наебабы, даже те, что в сознании искателя обратились пепельноволосыми, разинули огромные пасти, издавая глухой рев, всколыхнувший весь котлован.

Цой юркнул в ближайшую нишу, и едва не поскользнувшись, всем телом подался обратно, унося ноги от шести пар мелькнувших в темноте глаз; что-то зашипело позади, когда выскочил к обескураженному его появлением сборищу. Наебабы разом отпрянули, как от прокаженного. Мужчина, стоявший у женщины, указал на него пальцем, выкрикнув что-то нечленораздельное. Фигуры в плащах показали, что думают о чужаке, метнув сгусток, который расползся сотнями червей после удара о стену.