— Спасибо — прошептала она чуть слышно и, бросив короткий взгляд на небо, вытащила из нагрудного кармана помятую сигаретную пачку. А хорошее у Ставро курево... Такие штуки в Сити не меньше двадцатки за штуку идут. Жаль, быстро кончились... Вытащив одиноко болтающуюся в деформированном куске пластика, набитый ароматным табаком, слегка помятый бумажный цилиндр, Элеум отбросила в сторону опустевшую пачку, сунула сигарету в уголок рта, несколько раз щелкнула пальцами, и глубоко затянувшись, с наслаждением прикрыв глаза, выпустила в небо струю сизого, колючего дыма.
— Ну и чего застыли? — Проворчала она чуть слышно. — Вы свободны, бегите, блин.
На нее уставились сотни глаз. Испуганных, измученных, настороженных глаз.
— Госпожа... Мы... Там стреляют...
— Ага, — кивнула Элеум и сделала следующую затяжку. — Стая на город напала, если вы еще не в курсе. Так что, да, там стреляют. А еще в городе боевой зверь бродит. Один, если верить тому чуваку, которого я недавно распотрошила. Но если вы не уйдете — точно сдохнете. Где-то, через час. Может, меньше.
— Но... — Решившийся заговорить с наемницей раб, худой, как щепка, завернутый в состоящие, казалось, из сплошных дыр лохмотья мужчина нерешительно подергал охватывающий шею ошейник и оглянулся по сторонам. — Куда мы пойдем? Даже если мы сбежим из города... Нам не пройти через степь...
— А это уже не моя забота, — пожала плечами Элеум, усмехнувшись, бросила под ноги мужчины виброклинок. — Выбирай, сладенький. Сдохнуть в кандалах или свободным. Смириться или попытаться что-то сделать. Просто выбирай... И, кстати. Эта штука прекрасно режет металл. Думаю, она вам пригодится.
— Но... — Неверяще поглядев на лежащее у его ног сокровище, мужчина медленно повернулся к остальным, опасливо поглядывающим на наемницу, чуть слышно перешептывающимся людям. — Но...
— Кстати, что-то вас маловато... — Почесав оставшуюся от сгоревшей брови белую полосу на покрытой потеками грязи коже, наемница вздохнула. — Сколько ещё таких бараков — пять, шесть?
— Одиннадцать... — Пробормотал мужчина и, подняв клинок, повертел его в руке.
— Тогда поторопись, сладенький, — Кивнула Ллойс и, растоптав окурок, принялась массировать переносицу. — У вас двадцать минут. Может, больше. Но я бы на такое не рассчитывала.
— Но... — проблеял мужчина и рассеянно повернулся к выходу.
Элеум его не слушала. Со стоном отлипнув от ворот барака, наемница, покачиваясь и пошатываясь при каждом шаге, заковыляла к стоящему на краю бетонной площадки самолету.
Истребитель выглядел не лучшим образом. Лишенная одной из стоек шасси, завалившаяся на бок машина выглядела так, будто её кто-то долго и упорно жевал, растрескавшийся колпак кабины смотрел на мир щербатым, приоткрытым зевом пустынной ящерицы.
— Надо же... — Еле слышно буркнула Ллойс и, зачем-то обтерев ладони о штаны, полезла на побитое, покрытое вмятинами крыло. — А я думала, за тебя, с этими охламонами, воевать придется. — Фыркнула она и, окончательно откинув бронеколпак, плюхнулась в кресло пилота. — Так... что тут у нас...
Уставившись на приборную панель, наемница раздраженно сморщилась. — Черт... Вот и верь теперь в молитвы.
****
Шип умирала. Осознание этого пришло минут десять назад, когда она проглотила последнюю таблетку обезболивающего и попыталась отрезать себе ногу. Дурацкая пуля из дурацкого детского пистолетика операторши оказалась не так проста. Вытащить все осколки так и не удалось. А еще в ней что-то было. Не нервнопаралитический яд для пуль комплексного поражения. Не плотоядные наноботы. Что-то другое. Что-то более коварно медленное, но от этого не менее смертоносное. Что-то такое, с чем не смогли справиться ни несколько вколотых украденных из опустевшей клиники Зэда медшотов, ни аддиктол, ни способный хоть и ненадолго, но вытащить пострадавшего бойца буквально с того света коктейль боевых стимуляторов. Рана упорно не хотела закрываться. А еще начала пахнуть. Женщине давно был знаком этот запах. По лазаретам, где она, только вышедшая на дорогу соплячка, выхаживала раненных спутников по каравану. По окопам во время большой войны Легиона и Сити. По исполненным стонами боли и крикам оперируемых без наркоза пострадавших в полевых лагерях во время глубоких рейдов в Черные пески. Запах смерти. Медленной, мучительной и такой же неотвратимой, как закат солнца. Газовая гангрена. Все признаки на лицо. Осторожно коснувшись твердого, как доска, живота, покрытого четко проступающей сеткой сосудов, расползающихся от раны, пульсирующей под покровом пепельно-серой кожи сеткой, Шип застонала. Будь это рука или нога... Потеря конечности не такая уж страшная цена за жизнь, если подумать. Но брюхо не отрежешь. В отличие от ноги. Бросив взгляд на истерзанную ножом, плотно перетянутую сделанным из пропахшей скисшим потом майки жгутом, конечность, Верука горько усмехнулась. Только зря потратила время на извлечение этой дурацкой пули. Попытки прооперировать себя самостоятельно и следующая за ней очистка раны слишком ее вымотали, она сама не заметила, как уснула. Уснула в готовящемся к осаде городе. Ошибка недостойная даже зеленого новичка. А пустошь не прощает ошибок. И теперь всё, что ей осталось это лежать в этом чертовом наполовину засыпанном взрывом подвале и ждать пока на нее обрушатся потолок. Гребаная балка. Толстое, пахнущее пылью и плесенью невесть, где добытое неведомым строителем дома бревно надежно прижимало ее голень к утрамбованному до каменной твердости полу, в подвале пахло дымом, а откуда-то сверху доносилось зловещее потрескивание. Облюбованный ею опустевший во время эвакуации домишко горел. Видимо, снаряд из пушки. А может, "чемодан" из миномета. Какая разница. Правда в том, что Шип оставалось только надеяться, что она задохнется, прежде чем до нее доберется огонь. Словно в подтверждение мыслей на щеку женщине упал маленький уголек. Потом ещё один и ещё. Запах дыма стал сильнее. На лице Веруки не дрогнул ни один мускул. Во-первых, пытаться что-то делать просто бессмысленно. Во-вторых, у нее просто не было сил двигаться. Последнюю энергию забрала попытка раздробить охотничьим ножом собственную бедренную кость. Почти успешная. Удавшаяся бы, если бы чертов нож не сломался в самый ответственный момент. Тупая, сковавшая тело боль волнами расходилась от живота к конечностям. Вздутая брюшная стенка время от времени содрогалась в спазмах, извергая из раневого канала пузыри и очередные потоки зловонного желто-коричневого гноя. Зажатая балкой нога горела огнем. Веруку тошнило, но желудок был давно пуст. Организм не принимал даже воду, а колотящееся где-то в районе горла сердце всё чаще давало осечки. Губы женщины разошлись в улыбке. Всё идет так, как и должно было быть. В конце концов, она зашла намного дальше, чем планировала. Ей везло. Везло дико, просто невероятно везло, но полоса удачи не может длиться вечно. Со стоном запустив руку в карман залитых кровью штанов, Шип извлекла из него маленький, продолговатый, украшенный с одного конца празднично ярким, красным колпачком цилиндр и истерически хохотнула.
Читать дальше