Дмитрий Панасенко - Бойня [СИ]

— Не люблю тех, кто любит насиловать собственную еду. — Поморщилась женщина. — Финк, зачем ты его вообще к человечине приучил? И зачем кормить живыми?

— Это — инстинкт охотника, милая. — Усмехнулся устроитель боев. — У Клавикуса он есть, но даже самый страшный хищник, запри его в клетку, начинает его терять. Так что, я просто держу его в форме. — Отбив по перилам замысловатый ритм, толстяк вздохнул. — Включи-ка ему форсаж... Попробуем выдоить её до суха...

— А ты, как думаешь? — Отдышливо глотнув воздух широко открытым ртом, толстяк неожиданно повернулся к Кити. — Твоя подруга справится? Тебе нравится бой?

Девушка не ответила, сжав кулачки так, что из-под ногтей засочилась кровь, Кити, не отрываясь, смотрела на мечущуюся по арене гибкую долговязую фигуру. Элеум, прыгала и крутилась, словно попавшая на горячие камни блоха, раз за разом ускользая от огромного монстра. Тварь ревела, кричала, стонала, топала огромными стальными ножищами. Встроенные в механические лапы копья и пилы взрывали песок, выбивали осколки и высекали снопы искр из высоких бетонных стен манежа. Неожиданно чудище ускорилось, и чудом увернувшись от удара многосуставчатого манипулятора не сумевшая избежать столкновения с сегментированным, стальным хвостом Ллойс, снова покатилась по арене. Скрипнув зубами, Кити покосилась на заставленный закусками стол. Там среди блестящих серебряных блюд и тонких до прозрачности тарелок и чашек лежало то, что девушка желала сейчас больше всего на свете. Полимерное тело пистолета притягивало взор, манило, сбивало с мыслей. Пять шагов. Пять больших шагов, и он окажется у нее в руках. С такого расстояния она не попадет в монстра, но, если кинуть его Элеум? Это поможет? Наверняка, поможет... Кити видела, как наемница подпиливает кончики пуль, слышала ее объяснения, что подобная пуля делает с незащищенной броней плотью. Болт потом очень ругался, кричал, что нельзя такие ужасы рассказывать детям, на что Ллойс как всегда...

— Даже не думай... — Неожиданно прогудел стоящий позади девушки Мрак.

Тяжелая рука Оператора опустилась на плечо Кити. Сильные, жесткие, как стальная арматура, пальцы больно впились в сустав.

— Секунду назад Клавикус получил форсаж — смесь из боевых стимуляторов для органики, подключение резервных батарей для всего остального. Твоя подруга уже труп. Зря я на нее поставил... — Бородач усмехнулся. — Действительно дура. Думала, мы ей поверим. Возможно, она говорит правду. Может, она действительно не шпионка и не работает на Брокера. Но мы не можем рисковать. Так что, смирись, девочка. У тебя теперь новый хозяин. Я. И очень скоро ты будешь мне благодарна. Очень благодарна. За каждую порцию пищи. За каждый глоток воды. За каждый вздох. Ты меня поняла?

Пальцы наемника сжались сильнее, и Кити невольно вскрикнула.

— Мрак... — раздраженно колыхнув подбородками, толстяк повернулся к телохранителю. — Она, пока что, моя гостья.

— Да. — Рука бородача расслабилась. — Да. Извини, Финк.

— Сука жульничает! — неожиданно закричала Ликана. — Гребаная сука, жульничает! — От волнения женщина выпустила из рук планшет, и тот сверкающей пластиковой каплей полетел на арену.

Мрак грязно выругался. Финк хмыкнул и, отвалившись на спинку своего кресла, сложил руки на огромном животе. Обрадовано ахнувшая Кити подалась вперед.

****

Во всём есть ритм. Какая разница, что ты делаешь? Ешь, спишь, воруешь, занимаешься любовью, куришь травку или стреляешь в лицо своему лучшему другу? Во всем. Есть. Ритм. И цикл. Закат-рассвет, зима-лето, жизнь-смерть. Главное, его почувствовать. Нащупать тем внутренним чутьем, что есть у каждого живущего. Впустить этот ритм в себя и стать его частью. И тогда еда станет вкуснее, любовь слаще, а любой бой превратится в игру.

С глухим рычанием увернувшись от очередного замаха исполинской лапы, Элеум оскалилась в недоброй усмешке. Она не уважала Вэя. Да и как можно уважать маленького сморщенного, будто сушеная слива, желтокожего, узкоглазого старика, который каждый день лупит тебя до полусмерти палкой, постоянно выливая на тебя целые ушаты непонятной ахинеи. Четыре года. Девочка в рабском ошейнике, и древний, готовый, казалось, развалиться от любого чиха дед с палкой. Игра была простой. Он бьет — она уворачивается. Вэй был ее первым учителем. Иногда она думала, что обязана жизнью этому смешному старику. Именно он почему-то выделил ее из толпы остального мяса. Именно он начал оставлять ее вечером на площадке, когда охрипшие от крика ланисты разгоняли других по клеткам. Именно он преподал ей первый урок. Ритм и боль. Сейчас, спустя годы она начала осознавать всю мудрость слов старого желтокожего садиста. Но всё равно, считала Вэя говнюком. И ничуть не жалела о том, что свернула ему шею. Старому хрену было под сотню, старик недавно пережил очередной удар, стал сильно хромать, и у него почти не двигалась левая рука. А ей едва исполнилось двенадцать. И у нее был нож. Ну, почти нож. Спрятанная в рваном тряпье, сделанная из подобранного по случаю осколка твердого пластика заточка сломалась после пятого или шестого удара, но молодость, всё равно, победила старость. И это тоже был ритм. Цикл.