Эми Плам - До начала [ЛП]

Я вынимаю из холодных, выпачканных кровью рук Майлса лунные камни, которые он сжимал во время ритуала. Спрятав их в сумке, я монотонно продолжаю складывать остальные вещи: травы и минералы, чашу из агата и ножи, потушенные свечи и спички. Все это время слова Песни продолжают звучать, сопровождая Майлса по Каменистому Пути вниз к Реке.

Закончив с вещами, я продолжаю заботиться о Майлсе. Сняв импровизированную повязку, сделанную из моей рубашки, я обнажаю грудь парня. Кровь уже свернулась и больше не вытекает из раны в боку. Немного подумав, не откроется ли она, если я подвину Майлса, решаю, что это не будет иметь значения.

Кончиками пальцев я чувствую холод его тела, когда убираю локоны с лица. Касаясь закрытых век, я напеваю о том, что он может увидеть на своем Пути. А потом я делаю то, чего никогда не делала во время Обряда, до Майлса. Я целую его. Прижавшись своими теплым губами к его холодным, я всем своим существом желаю поделиться светом собственной жизни с ним, хочу, чтобы моя душа через этот поцелуй проникла в тело Майлса и разожгла в нем затухающее пламя жизни.

Я никогда не знала любви. По крайней мере, не той, которая намного сложнее любви ребенка к своим родителям или преданности настоящей дружбы. Так что я не могу облечь в слова свои чувства к Майлсу. Я понимаю, что совсем неравнодушна к нему. Это как не раскрывшийся бутон. И я всем сердцем надеюсь, что он не погибнет, прежде чем успеет раскрыться. Прежде чем я смогу дать ему имя.

Эмоции, которые я запрещала себе ощущать, накрывают меня с головой, и я долго не могу взять себя в руки. Но в какой-то миг они все же прорываются наружу, и мои слезы капают на лицо Майлса. Вообще я редко плачу, но в этот момент я позволяю себе слабость. Я плачу до тех пор, пока внутри меня не сдвигается что-то. Слезы высыхают сами собой, а я чувствую себя опустошенной, но сильной.

Глубоко вдохнув, я поднимаюсь на ноги. Нужно скорее уходить. Я должна вывести его — нас — отсюда, как можно быстрее. Я сделала все, что могла, чтобы помочь ему. Песнь можно будет продолжить и позже.

Я наклоняюсь к парню, который заставил меня плакать. Скрестив на груди руки и зная, что он меня не услышит, я все же говорю ему, Майлсу, которого я знала, бунтарю, парню, обожающему нарушать правила. Я почти приказываю ему усмирить себя, дикого и упрямого, и идти навстречу испытанию.

— Майлс Блэквелл, — я бросаю ему вызов, — ты должен, черт возьми, жить.

Эта сцена… Вновь и вновь она повторяется во сне, будто я застрял во временной петле.

Вот снова звучит в темноте ее голос.

— Майлс, — говорит она, и из окутывающего меня тумана ее слова звучат, как кристально-чистая мелодия. — Майлс, ты еще здесь, со мной?

Я открываю рот, все, что нужно сделать, это вытянуть из себя лишь парочку слов. Но вдруг оказывается, что это такой же непосильный труд, как, например, поднимать большущий валун на холм.

— Думаю, да, — все-таки выдавливаю я. Как же хочется ее увидеть, но я никак не могу сфокусироваться. Она кажется ангелом, излучающим яркий свет, который размывает ее черты.

— Ты должен проглотить это, — говорит она. Моих губ касается что-то теплое, и тут же я чувствую острый вкус какой-то смеси. Затем мне в рот вливается вода, которая каскадом течет и по лицу. Я рефлекторно глотаю, и все бы хорошо, но меня вдруг начинает душить кашель, а тело сводит спазм. Она вытирает мои губы чем-то мягким, и мелодичным голосом произносит:

— Майлс Блэквелл, ты меня слышишь?

— Да. — Я еле слышу свой голос.

Она говорит что-то о Йаре. Что-то о том, хочу ли я стать одним целым с ней. О том, чтобы посвятить мою жизнь земле. Я слышу слова, но они отскакивают от меня, будто я сделан из резины. Когда я отвечаю, слова царапают горло:

— Джуно, о чем, черт побери, ты говоришь?

— Майлс, ты согласен обменять свою восьмидесятилетнюю жизнь на многие сотни лет? — продолжает она.

И вот тут мой разум проясняется настолько, что я могу понять, о чем она говорит. Джуно проводит какой-то ритуал. Она дает мне тот самый препарат, который мой отец так жаждал заполучить. Она хочет сделать меня бессмертным. Я открываю глаза и вижу ее, сияющую как сверхновая.

— Если я этого не сделаю, то умру? — спрашиваю я.

— Ты можешь умереть в любом случае. Но это мой единственный вариант, — признается она, и в ее глазах горит пламя. Мерцает. Сияет в тусклом свете, отбрасываемом свечами.

Я борюсь со слабостью, чтобы ответить ей нормально, но голос звучит не громче пыли, оседающей на поверхность.