Макс Брукс - Мировая война Z

Кровавый след вел от горной тропы к пещере. Уйма крови. Потеряв столько, уже не встают. Но этот встал. Его не перевязывали. Вокруг не было других следов. Судя потому, что мы увидели, человек бежал, истекая кровью, потом упал лицом вниз — отпечаток его лица так и остался в песке. Каким-то образом, не задохнувшись и не умерев от потери крови, он полежал там немного, затем просто встал и пошел. Новые следы отличались от прежних. Глубокие, расположенные близко друг к другу. Он приволакивал правую ногу, отчего, наверное, и потерял ботинок. На песке остались капли жидкости. Не кровь — во всяком случае, не человеческая. Капли вязкой черной жижи, покрывшиеся коркой. Никто из нас не знал, что это такое. Следы привели ко входу в пещеру.

Нас не встретили огнем, вообще никак не встретили. Вход в туннель был свободен, его никто не охранял. Внутри мы тут же натолкнулись на трупы людей, подорвавшихся на собственных минах-ловушках. Похоже, они пытались… сбежать… выбраться оттуда.

В первом зале мы нашли первое доказательство перестрелки. Собственно, стреляли лишь с одной стороны, потому что только одну стену пещеры изрешетило пулями. Напротив — люди. Разорванные на части. Их руки, ноги, кости раздроблены, изгрызены… некоторые продолжали сжимать оружие, в одной из оторванных рук прочно сидел старый «макаров». На руке недоставало пальца. Я нашел его в другой стороне комнаты, вместе с телом еще одного невооруженного человека, простреленного раз сто. От очереди в упор ему снесло макушку. Палец все еще был зажат у него в зубах.

В каждом зале — одно и то же. Мы находили наспех наваленные баррикады, брошенное оружие. Новые трупы или их кусочки. Те, на ком не было видно укусов, умерли от выстрелов в голову. Мы видели мясо, пережеванную мягкую плоть, выпирающую из ртов и желудков. Судя по кровавым следам, отпечаткам, гильзам и выбоинам, бойня началась в лазарете.

Мы обнаружили несколько коек, все в крови. В глубине пещеры нашли кого-то безголового — наверное, врача, — лежавшего на земляном полу рядом с койкой, на которой валялись грязные тряпки, одежда и чей-то левый ботинок.

Последний туннель, в который мы зашли, обвалился от взрыва сработавшей мины-ловушки. Из известняка торчала рука. Она все еще шевелилась. Я машинально наклонился схватил эту руку, ощутил ответное пожатие — буквально стальное, мне едва не раздробило пальцы. Я отшатнулся, хотел убежать, но рука не отпускала. Я дернул сильнее, зарываясь ногами в землю, и тут оно полезло наружу. Вначале показалась рука целиком, потом голова, разорванное лицо, выпученные глаза и серые губы, дальше другая рука, за ней — плечи… Я упал на спину, за мной потянулась верхняя половина твари. Все, что ниже пояса, было зажато камнями, верхняя часть туловища удерживалась на остатках внутренностей. Оно двигалось, хватало меня, тянуло мою руку себе; в рот. Я нашарил оружие.

Пуля вошла в подбородок и вышибла затылок, разбрызгав мозги по потолку. Я был один в туннеле, когда это случилось. Единственный свидетель…

(Пауза.)

— «Воздействие неизвестных химических веществ». Вот, что мне сказали, когда я вернулся в Эдмонт. Или побочное действие наших собственных профилактических препаратов. И ПСР [10] ПСР — посттравматическое стрессовое расстройство. до кучи. Мне просто был нужен отдых. Отдых и долгий «анализ»…

«Анализ»… вот что придумали для своих. Для чужих — только «допрос». Тебя обучают, как сопротивляться врагу, как защищать свой разум и душу. Но не учат, как сопротивляться своим же, особенно тем, кто думает, что пытается «помочь» тебе увидеть «правду». Меня не сломали, я сломался сам. Я хотел верить, хотел, чтобы мне помогли. Я был хорошим солдатом, тренированным, опытным. Я знал, что могу сделать с собратом-человеком и что он может сделать со мной. Я думал, что готов ко всему. (Глядит на долину, его глаза затуманиваются). Но кто в здравом уме мог быть готов к такому?

Меня привезли с завязанными глазами, чтобы я не смог найти дорогу к «гостеприимным хозяевам». Их называют яномами, «свирепые люди». Неизвестно, что позволило им пережить кризис не хуже, а может, и лучше самых развитых стран — предположительно воинственный нрав или жилища, укрепленные на самых высоких деревьях. Неясно также, кто им Фернандо Оливейра, полудохлый белый наркоман «с края мира»: гость, талисман или пленник.

— Я все-таки врач, говорил я себе. Да, я богат и становлюсь богаче с каждым разом, но хотя бы успехом своим что делаю нужные людям операции. Я не просто кромсаю и перекраиваю носы подросткам или прилаживаю суданских жеребцов трансвиститским поп-дивам. [11] Ходили слухи, что до войны у суданских мужчин, обвиненных супружеской измене, отрезали половые органы, которые затем продавали на мировом черном рынке. Я врач, помогаю людям, а если это так аморально для самоуверенного, лицемерного Севера, почему его жители беспрестанно ко мне обращались?