Вячеслав Рыбаков: После Апокалипсиса

— Можно будет сыграть в четыре руки, — предложил друг музыканта.

— Потом, потом, — сказал пилот. — Сначала еда. Отдых.

Они все очень хотели есть. А еще больше — пить. На зубах скрипел песок.

— Правда, что они не трогают носителей культуры? — спросил друг музыканта, жуя ломоть консервированного мяса.

— Теперь все — носители культуры, — пробормотал музыкант и тут же почувствовал щекой испытующий взгляд пилота.

— Да, конечно, — поспешно согласился друг музыканта, — я имею в виду… действительно… ну, вот, хотя бы такого, как он, — он указал на музыканта.

— Не знаю, — ответил пилот угрюмо.

— Кажется, правда, — с набитым ртом сообщил инженер, слизывая с пальцев маленькие крошки мяса. — Они вообще ведут себя очень, очень странно. Та группа… погибшая… мне рассказывали, — он наконец сделал глоток, и речь его стала внятной. — Сам я не знаю, я в них только стрелял. И не без успеха.

— Мы в курсе, — уронил пилот.

— Опять хвастаться начал? — губы инженера растянулись в добродушной широкой улыбке, тусклый жирный блеск прокатился по ним. Инженер коснулся губ языком, потом вытер ладонью. — И не заметил даже… Я хотел только сказать, — ладонь он вытер о рукав другой руки, — что та группа с ними много встречалась в первые дни.

— Г-гадость!.. — вырвалось у шофера.

— Погодите, — прервала мать, внимательно слушавшая инженера, — дайте ему рассказать.

— Да что тут рассказывать, — ответил тот, отвинчивая колпачок помятой фляги. — Так… легенды. Говорили, будто они телепаты. Говорили, будто они и устроили все это… Много говорили. Удивительно быстро плодятся легенды, когда вокруг бардак.

— А я еще ни одной крысы не видел, — сказал музыкант.

— И не дай тебе бог, парень, — ответил пилот.

Инженер, отпив, бросил ему флягу, и пилот ловко поймал ее. Внутри фляги булькнуло.

— Я своими глазами видел, — проговорил инженер, — в этой последней стычке, когда только я, наверное, и ухитрился уйти… я рассказывал, да? Один мужик им сдался. Спятил, наверное. Остальных-то они вроде перебили всех, а этого куда-то повели… А детей они, кажется, крадут. Трое детишек в группе были — мы и ахнуть не успели, никто не предполагал, — пилот отдал ему флягу, он отпил еще один маленький глоток и аккуратно завернул колпачок. — Где мой мальчик… где мой мальчик, только что играл здесь… — его передернуло.

— Хватит, — сказал пилот угрюмо. Инженер опять улыбнулся и кивнул.

Пилот извлек из планшета сложенную карту, расстелил ее, отодвинув стул. Они уже отвыкли пользоваться мебелью — на полу казалось безопаснее.

— А может, они их сохраняют? — опасливо косясь на пилота, вполголоса спросила мать.

— Кого? — не понял инженер.

— Ну… носителей этих.

— Зачем?

— Для культуры! — вдруг захохотал шофер.

Пилот, не обращая на них внимания, вглядывался в карту, обеими руками упираясь в пол.

Инженер перестал улыбаться, глаза его свирепо сузились.

— Знаешь, друже, — проговорил он, помедлив. — Те, для кого сохраняют культуру другие, чрезвычайно быстро ее трансформируют. По своему образу и подобию, — он опять вытер губы ладонью. — Шутом при них быть? Я им Платонова, а они: ха-ха-ха!..

— Ну, это-то уж… — непонятно сказала мать. — Уж об этом-то не нам…

Наступило молчание. Инженер, невесело посвистывая, подождал немного, потом перекатился по полу поближе к пилоту и тоже уставился на карту. Мать пытливо, оценивающе глядела на музыканта. Музыкант делал вид, что не замечает этого взгляда, потому что не понимал его, и смотрел на мужчин, водящих по карте пальцами и перешептывающихся о чем-то, очевидно, не слишком радостном; в руке пилота появился курвиметр. Мать встала, а следом за нею и дочь; одна за другой они молча вышли из комнаты. Шофер, рассеянно глядя им вслед, громко высасывал из зубов застрявшие кусочки мяса.

Светало. Стекла стонали от ветра.

Музыкант поднялся — никто не обернулся на его движение. Подошел к роялю, отложил прислоненный к вращающемуся табурету автомат — сел, бережно отер пыль с крышки и поднял ее указательными пальцами. Ну и пальцы, подумал он с болью. Он стыдился своих загрубевших рук, они темнели чужеродно на фоне стройного ряда клавиш. Это напоминало надругательство — садиться сюда с такими руками. Но других рук у него не было.

— Еще километров сто двадцать, — тихо проговорил пилот.

Инженер что-то невнятно пробормотал, ероша волосы. Шофер нерешительно начал:

— Женщины…

— Женщины — наше будущее, — резко сказал пилот. — Женщины должны дойти.