Нестор Черных - Письма С

Потёр лоб, наблюдая за циферблатом обработки операции, забрал выданный чек и аккуратно сложил, прежде чем положить в бумажник. Ещё раз огляделся и пошёл обратно к остановке, теперь уже не разглядывая прохожих.

Глава 2

Гуль. Сон

Многие ли люди могут похвастать тем, что помнят момент своего рождения? Какой-то философ утверждал, что воспоминания об этом событии блокируются тем ужасом и той болью, что испытывает человек при рождении. Но что насчёт гуля? Это не человек, не в обычном понимании.

Гуль — дитя мира. Не того, что с белыми голубями, оливками, любовью и прочим бредом. Сын человечества, рождённый последствиями его жестокости.

Гуль — помнит. И в эту ночь ему приснилась не лазурь неба и не зелёный бархат травы, увы. Ему приснилось рождение.

Вначале был звук. Противный, раздражающий вой, от которого хотелось зажмуриться и зажать ладонями уши. Потом был свет, и видели все, что это плохо. Где-то далеко за горизонтом вспыхнули один за другим несколько светлячков. Второй был ярче, и колебание под ногами почувствовалось явственнее.

Опустил руку с оттопыренным большим пальцем и не стал дожидаться следующего взрыва.

Побежал, и даже леденящий ужас отступил, потому что вдруг панически захотелось жить. Рванул дверь чердака с такой силой, что одна петля слетела. Побежал, перескакивая через четыре ступеньки, и на одном дыхании пронёсся по всем пролётам. Глупые люди, всегда ждут до последнего. Пришлось локтями расталкивать нерасторопных горожан, которые пытались спасти какое-то барахло. Кто-то падал, кто-то уже не поднимался, потому что никто не остановился, чтобы протянуть руку помощи. И многие ведь должны понимать, что нет смысла бежать, куда-то торопиться — у бомбоубежищ и без того последние три дня столпотворение. А через две минуты после сброса бомб надолго закроются тяжёлые двери, несмотря на давку и людей, до последнего пытающийся протиснуться в заветный бункер. Обязательно при закрытии кого-нибудь перерубит тяжёлый механизм. Нет смысла, нет...

И всё же он бежал. Свернул в проулок, где не было давки. Пробежал немного, пока не нашёл то, что искал. Каким-то чудом сумел откинуть люк, сломав при этом лишь пару ногтей, и спрыгнул в колодец. Кто-то прыгнул следом, при этом больно задев локтем, но было не до выяснения отношений.

Заполз под трубы, прижался к земле, обнял левой рукой голову в попытке защитить глаза. Теперь уже некуда и незачем бежать, лучшего укрытия всё равно не найти. Время вышло. Рядом, перекрывая даже бешеный стук сердца, шум в ушах и противный нарастающий вой, очень громко дышал второй беглец. Промелькнула мысль, что можно было спрятаться в обычном подвале, но сожаление не успело наступить, земля задрожала, по кварталам прокатилась ударная волна, и грохот умирающего города растворил в себе сознание настигнутых людей.

Он не знал, как долго пролежал на дне колодца. Было жарко, очень трудно дышать. Лежащий рядом человек безжизненным, монотонным голосом выл одну гласную, разделённую короткой паузой. Одежда сжалась, оплавилась и спеклась с кожей, голова была похожа на большой кусок поджаристого шашлыка с побелевшими глазами и шевелящимися губами. Взывания к родительнице бесили, врезались в голову даже сильней нестерпимой боли, хотелось просто удавить, заставить замолчать. Возможно, так и поступил бы, но тело совершенно не слушалось.

Потом его начали скручивать рвотные спазмы. Кровь заливала всё вокруг. Даже боль стала казаться чьей-то чужой. После того, как тело перестало выворачиваться наизнанку, оно и вовсе куда-то исчезло. Весь мир сократился, ужался, этот уголок Вселенной на дне канализационного колодца непрестанно вибрировал, размывая воспринимаемую картину из ржавых труб и бетонных колец. Много позже понял, что это не мир вибрирует, а его самого бьёт крупная дрожь, что он наверняка выглядит не лучше своего соседа. Когда и это прекратилось, и удалось вернуть ещё крупицу рассудка, направил его на ожидание того момента, когда померкнет разум, и костлявая, наконец, распахнёт свои объятья. Перестало раздражать бормотанье товарища по несчастью. Тлен, всё тлен.

Дальше был холод. Не колющий мороз, не озноб от утренних заморозков и даже не обжигающий лёд. Его словно целиком освежевали и подставили жуткому дыханию ядерной зимы.

Сосед умолк.

Наверное, прошло очень много времени, потому что уже надоело ждать смерть. Шаг за шагом возвращался контроль над телом, и когда пришли крысы, им достался сосед гуля, но не он сам. Они не стали нападать на едва шевелившегося новорождённого. С ужасом и толикой облегчения наблюдал, как облезлые грязные грызуны неспешно расправляются с трупом. Затем привык и к этому. Из колодца на руины города выползло обновлённое существо.