Александр Бушков - Лесная легенда

Одним словом, поступил приказ действовать, и все пришло в движение. Радисту дали закончить сеанс и чистенько взяли вместе с охраной, к хуторку выдвинулось подразделение войск НКВД с ротными минометами, постреляли немного, не на поражение, в белый свет, положили два десятка мин вокруг хуторка, а потом через мегафон растолковали ситуацию: что господа тевтоны в полной заднице, что никакой такой особой ценности они для нас не представляют, у нас по лагерям военнопленных такого добра и без них хватает. А потому — десять минут на размышление. Либо забросаем минами, или, чтобы самим не возиться, вызовем звено штурмовиков, тех самых, которые вы зовете «черная смерть», — и уж они по хуторку поработают…

Думается мне, последний аргумент и сыграл решающую роль — обстрелянные немцы «черной смерти» боялись, как черт ладана, и было за что. У них даже, к тому времени стало известно, ходили дурацкие слухи, что на ИЛ-2 летают сплошь выпущенные из тюрем смертники, законченное зверье, которое не только с воздуха гвоздит, а в свободное время еще и на земле вырезает всех попавшихся им немцев поголовно. Примерно через месяц пришлось нам вести пленных мимо полевого аэродрома, где стояли ИЛ-2 — так один фриц, не пацан и не задохлик, натуральным образом хлопнулся в обморок. Решил, придурок, что мы их именно на аэродром и ведем, чтобы звери-летчики их предали самой лютой смерти. Было, ага…

Короче говоря, уже минут через пять они выкинули белую тряпку и смирнехонько вышли, побросав оружие. Майора и еще нескольких человек, упоминавшихся в радиопереговорах, мы оставили себе (мало ли, вдруг пригодятся), а остальных передали местным особистам, чтобы допросили, как положено, и отправили в ближайший лагерь военнопленных. Что было с ними еще делать?

Радиста мы очень быстро склонили к сотрудничеству — благо имели дело не с хорошо подготовленным волчарой-парашютистом, а с обычной серой пехотой. Вы не ухмыляйтесь, не ухмыляйтесь. Никто его и пальцем не тронул. Конечно, наша система — никоим образом не институт благородных девиц. Иногда, что греха таить, приходилось без всякой оглядки на Женевскую конвенцию залезать в личность — но так себя ведут исключительно с людьми, от которых нужно получить конкретную одноразовую информацию. Зато, когда склоняешь к длительному сотрудничеству, все идет на чистой психологии. В подробности я вдаваться не буду, эти методики, чует мое сердце, так и останутся засекреченными навсегда. Война давно кончилась, но, так сказать, жизнь продолжается. Уловили мою мысль? Вот и отлично…

Уже с нашей подачи радист скормил немцам конфетку — отправил две радиограммы с кое-какими «собранными разведданными». Ну конечно, искусная смесь «дезы» с обрывочками правдивой информации. В таких случаях никогда нельзя кормить противника чистой дезой. Не такие мы были идеалисты и лапти, чтобы верить, будто удалось вычистить в том районе всю немецкую агентуру. Кто-то, нами пока не выявленный, мог что-то и перепроверить…

Один маленький нюанс: донесения умышленно были составлены так, чтобы специалисту с первого взгляда стало ясно — сбор информации о наших частях и военных перевозках осуществлялся так топорно, глупо, непрофессионально, что наблюдатели, продолжай они работать в том же духе, должны очень быстро запороться. Стопроцентно уверен, что кто-то у немцев хватался за голову, как, скорее всего, и я на его месте. Ясно же: запоровшись, эти горе-разведчики моментально сдадут всех остальных — и прости-прощай обосновавшийся на хуторе абверовский кадровый резерв. Понятно, делалось это для того, чтобы показать немцам: такие помощнички, будь они сто раз верные фюреру истинные арийцы, много не наработают, очень быстро самым вульгарным образом спалятся и потянут за собой остальных. Так что специалист по разведке в тылу врага жизненно необходим, и побыстрее.

Больше всего у нас боялись даже не того, что немцы могут раскусить игру… Что, если они решат: со столь косорукими «агентами» каши не сваришь, что овчинка не стоит выделки, и рациональнее будет попросту оставить майора с его воинством на произвол судьбы, попросту приказав ему бросить все и выбираться к линии фронта, уж как там у него получится. С другой стороны, они ведь прислали приличное количество диверсионных мин, прекрасно зная, что у окруженцев нет ни одного специалиста по подрывному делу. Это внушало некоторые надежды…

К тому времени немец-радист уже вел передачи из точки километрах в ста северо-восточнее того места, где мы их взяли. Немцам, правда, сообщили другие координаты места, куда якобы пришлось перебазироваться, километров на полсотни ближе к тому хутору. Ну, объяснили, надо надеяться, убедительно: на прежнем месте очень уж беспокойно, так и шляется кто попало, а два раза в лесу, хоть и далеко от хутора, появлялись советские военные, которые, такое впечатление, что-то или кого-то искали, один раз даже с собаками. Вот и пришлось перебраться в местечко поглуше. С одной стороны, придется отмахивать гораздо большие концы, с другой — так гораздо безопаснее. Немцы, чуть подумав, такое решение одобрили, еще раз напомнили об осторожности, кратенько дали кое-какие советы касаемо того, как работать не столь топорно, а в заключение пообещали «в скором времени оказать более существенную помощь». Последняя фразочка опять-таки вселяла надежды, ведь «существенную помощь» можно было в данной ситуации оказать одним-единственным образом: прислав специалистов, с которыми мы прямо-таки жаждали познакомиться и пообщаться!