Александр Юрин: Обретение

Михаил склонил голову.

— Ядро — это сердце корабля. Именно оно трансформирует энергию. Именно оно питается кровью.

— Мамочка! — Женя попятилась.

— И что это значит? — спросил Чита.

— Это значит, что нужно спешить, — сухо сказал Димка.

— Иначе случится страшное, — подхватил Михаил.

— Что именно? — спросил Славка.

Михаил медлил.

— Не станет ещё одной искорки, — растянуто сказал Димка. — Этого Он нам точно не простит. Особенно после того, как мрак взлетел.

Прибрежная осока нещадно резала руки. По Жениным ногам сочилась кровь. На горизонте вспыхнула первая зарница.

— Это оно, — сказал, замедляясь, Михаил. — Ядро.

Ребята остановились. Посмотрели на то, как небо окрасилось бордовым всполохом.

— Круглые озёра, — сказал Чита. — Предположительно, они остались от падения метеоритов…

Михаил отрицательно качнул головой.

— Нет. Так думают наши учёные. Они далеки от истины. Круг, это есть часть сферы. Часть ядра — ведь оно представляет собой шар.

— А что же тогда внутри? — спросил Славка, возобновляя путь.

— Ничего, — ответил Михаил.

— Тогда что же так возжелало крови? — спросил Чита.

— Мы сами, — лоб Михаила исказила волна морщин.

— Как это? — не поняла Женя.

— Сфера — это наша жизнь, — начал Михаил. — Любое начало, сродни ей. Полукруглый тоннель. Сплюснутая капля воды. Глубокий колодец… Горизонт.

— Но они вовсе не сферические, — заметил Чита.

— Да, потому что на планете действуют сдерживающие законы — печати, — согласился Михаил. — Сфера — это начало. А проекция её — круг — это кольцо. То самое кольцо, внутрь которого и заключено человечество, со всей, присущей ему греховностью.

— Это лимб? — спросил Чита.

Михаил кивнул.

— Да, это лимб — измерение, в коем отведено существовать некрещеным, запутавшимся и обречённым.

Сверкнула молния.

Женя вскрикнула.

Михаил настороженно повёл головой.

— Но из лимба можно бежать, не смотря на то, что он является первым кругом ада. Да. Вот он ад, без боли, пламени и демонов, — Михаил сложил ладони перед грудью, принялся шёпотом читать молитвы.

Ребята переглянулись.

— Нужно спасти Огонька, — сказал Димка. — Иначе станет очень плохо.

— Почему? — спросил Славка. — Ведь всё решит финальная битва.

— Она уже началась, — сказал Михаил. — Поезд тронулся. Вопрос в том, в какую сторону, и что именно его тянет.

— Тот самый поезд? — спросила Женя.

Монах кивнул.

— А как же архангел? — подал голос Чита.

— Никакого архангела нет! — Димка посмотрел на друзей. — Неужели вы не поняли самого главного?!

Все молчали.

Женя заплакала.

— Да говори уже! — воскликнул Славка, прижимая к груди Женю.

— А это Чита ещё сказал, — улыбнулся Димка. — Зло — внутри. В нас самих. Вопрос в том, сумеем ли мы его побороть. Отрубить ему крылья, выдворить прочь, закрыть пути назад… Ведь мы сможем? — Димка глянул на Михаила.

Монах улыбнулся.

— После этих твоих слов — вне сомнений.

Монастырь навис, будто колосс. Он поражал, затмевал, просто восхищал.

В звонарню ударила молния.

Протяжно ухнул колокол — будто выдохнул пораженный проказой старик.

— Там! — крикнул Славка. — В кустах!

Димка с Читой сорвались с места.

У стен монастыря разросся барбарис — непроходимая сеть, словно путы кровожадного паука. В его лапах запутался Горбунов. Он плакал и мычал. Мычал и плакал.

— Попался, гад! — крикнул Чита, волоча Горбунова за шкирку. — Ребята, сюда! Прижучили!

Все подоспели вовремя. Чита вытянул не сопротивляющегося Горбунова на свободное пространство и задал главный вопрос:

— Где Огонёк?

Горбунов обвёл всех безумным взором и принялся сосать большой палец.

Женя осела.

Михаил тут же подхватил бесчувственную девочку под руки.

— Где Серёжка? — вскипел Славка. — Отвечай, нежить!

Горбунов замер. Глупо улыбнулся. Простодушно заявил:

— Да он там, в комнате смеха…

— Где? — переспросил Славик.

Однако Горбунов осел в траву, принялся пускать пузыри и нести околесицу.

— Идём! — резко проронил Михаил. — Времени нет.

— Палок бы наломать… — проронил Чита. — А то отбиваться нечем.

— А там не от кого отбиваться, — Михаил скользнул тенью к приоткрытым дверям. — В комнате смеха все теряют часть себя… Часть сознания и души.

Ребята вновь переглянулись.

Димка смотрел на грустные лица. На отслаивающуюся, словно кожа покойника краску. На скачущих дельфинов. На грустного мальчишку, что застыл, укрывая ладонями звезду. Всё это было, жило на сводах древнего монастыря, проповедуя истину. Ту самую, от которой отвернулось больное человечество.