Антон Фарб - Глиф

— Это vévés.

Над столом повисло недоуменное молчание, и только Анжела улыбнулась Марине, как добрая учительница, радующаяся успехам лучшей ученицы.

— Совершенно верно, — подтвердила Анжела. — Мы имеем дело с символами духов из вуду. Гаитянскими лоа на улицах нашего родного города. Сможешь назвать их поименно?

На Марину жалко было смотреть. Она явно рассчитывала поразить всех находкой, но вместо первооткрывательницы Анжела уготовила ей роль школьницы на экзамене. Анжела, при всем своем напускном добродушии, не собиралась уступать (даже на время) место альфы в иерархии этого странного, чисто женского прайда.

— Гранде Айзан, — чуть запнувшись, назвала Марина, откладывая снимок ромба на телецентре, — лоа торговли и инициации в вуду. Папа Легба, — (крест на площади), — царь перекрестков, посредник между миром людей и духов. Дева Эрзули, — (сердце на костеле), — лоа любви и материнства, калька с католической богородицы. Барон Самеди, — (могила на синагоге), — повелитель кладбищ. И, наконец, Дамбалла, — (змеи на соборе), — Великий Змей, отец всего сущего.

— Браво! — захлопала в ладоши Анжела. — Ты умничка, Марина, просто ум-нич-ка!

Хозяйка квартиры смотрела на Марину с восхищением, дамы в шубах — со снисходительным превосходством, и даже во взгляде эмо появилось нечто похожее на интерес. Илона же, как зачарованная, таращилась на снимки, и Ника последовала ее примеру.

Снимки Марина выкладывала один за другим, рядышком, в одну линию, и это было неправильно. Нике вдруг захотелось разложить их по-другому, но она пока не понимала, как.

— Ну что ж, милые мои девочки, предлагаю поделиться своими соображениями…

Это Анжела сказала зря. «Девочки», молчавшие уже целых пять минут, делиться своими соображениями принялись очень охотно, громко, а главное — все вместе, превратив оккультную, пахнущую парафином тишину в подобие базара. Нику аж передернуло от неожиданности, когда все дамы (за исключением Анжелы и, разумеется, девочки-молчуньи-эмо), одновременно и наперебой стали излагать теории.

Нике вообще, с самого раннего детства, были глубоко неинтересны девчачьи компании, женские посиделки и прочие формы общения «между нами, девочками». Было ли виновато в этом дедово воспитание, или, как ей потом плел один знакомый психолог, раннее созревание, тянувшее Нику к мальчикам («своей в доску пацанкой» она никогда не была, и за попытки фамильярничать била в нос и по яйцам, как учил дед) — бог его ведает, но много позже, на войне, понаблюдав за чисто мужскими компаниями и ритуалами, Ника пришла к выводу, что однополый коллектив, как правило, значительно глупее и несдержаннее коллектива смешанного. Видимо, отсутствие потенциальных сексуальных партнеров ослабляет тягу человека быть (или хотя бы казаться) лучше, чем на самом деле.

Вот и сейчас, после десяти минут базарного гвалта, когда Анжела, не выдержав, хлопнула в ладоши и призвала всех к порядку, ничего разумного так и не прозвучало.

— Мне кажется, — заявила Анжела, — что надо сделать перерыв. Маргарита Петровна, а организуйте-ка нам, пожалуйста, вашего замечательного чая…

К чаю непонятной травяной смеси, в которой и чая-то не было) хозяйка квартиры на пару с Мариной подала яблочный пирог и, вопреки местному обычаю, не ложечки, а вилки, как положено.

— Резюмирую, — Анжела взяла слово, пока все остальные сражались с оказавшимся резиновым пирогом. — На основании известного, мы можем предположить следующее. Все непосредственные авторы данных vévés — то есть, те, кто их рисовал — действовали вслепую, не понимая, что творят, и, скорее всего, считали происходящее некого рода игрой. Все пять известных нам vévés появились в течение одной ночи. Вполне возможно, что были и другие, о которых мы пока не знаем. Найти их — одна из первостепенных задач, которая перед нами стоит…

Пока Анжела вещала, как генерал перед штабом, называя задачи и назначая ответственных за их исполнение (чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не беременело), Ника продолжала изучать фотоснимки. Украдкой она протянула руку и передвинула крест Легбы в центр стола. Пусть это будет площадь. Теперь Самеди, синагога, снизу, на юге. Эрзули, собор, к западу. Айзан, телецентр, восток. И Дамбалла, собор, на севере. Пестрая скатерть, уставленная чашками и блюдечками, и засыпанная крошками, была похожа на ветхую карту. Надо будет проверить на настоящей карте — на самом деле все четыре храма (если, конечно, считать телецентр храмом — а впрочем, почему бы и нет? Прихожан у него поболе, чем у всех остальных вместе взятых) находятся на равном расстоянии от площади или нет?