Дэвид Мур - Исповедь

Ниже приводится дневник и письменное свидетельство мистера Шоу Дэниела Грина, эсквайра, ныне проживающего на Сент-Марилебон-Роуд.

Тем, кто обо мне наслышан, — если, допустим, вы сами вращаетесь в политических кругах, или состоите в клубе «Карлтон», или просто следите за последними событиями в Парламенте по газетам, — мне представляться не нужно, равно как и представлять мои взгляды. Вы, конечно же, помните мои страстные призывы в поддержку часто ущемляемого, многострадального принципа свободы торговли в современной Британии, способного одновременно обогатить народ и укрепить позиции страны в мире коммерции. Вы наверняка знакомы с моей речью в защиту Акта об улучшении Закона о бедных, что ввели в действие отцы наши, и с моими настоятельными уверениями, что с тех пор работные дома принесли немало пользы как в нашей прекрасной столице, так и за ее пределами. Можете считать — и допускаю, что не ошибетесь, — что составили обо мне верное представление.

Потому разительная перемена, во мне произошедшая, наверняка явится для вас полной неожиданностью. Теперь-то мне понятно, что работные дома — не что иное как стрекало для уязвления беднейших членов общества. Законы, их создавшие, лишь поддерживают на самом низком уровне местные налоги в пользу бедных и обеспечивают фабрики дешевой рабочей силой, вот и все. Они — публичное оскорбление христианскому милосердию.

Впечатляющее перерождение, что и говорить; думаю, оно несет мне погибель. После отдельных моих выступлений в Парламенте меня уже не приглашают в приватный кабинет в кулуарах «Карлтона», а кое-кто из друзей отказал мне от дома. Лишь несколько недель назад мне пророчили будущее премьер-министра, а теперь маловероятно, что я задержусь в Парламенте после следующих выборов. Но я должен вступиться за то, что почитаю истиной!

Перелом в моих чувствах произошел совсем недавно, как следствие неких событий, свидетелем коих мне довелось стать. Я не смогу пересказать здесь их все, а вы мало во что поверите. Ну да расскажу что могу. А ежели вы не поймете, почему мне пришлось пересмотреть свои убеждения в свете увиденного, — ну что ж, тогда добавить мне нечего.

Господь вас храни,

Я поднимаюсь до зари едва ли не всякий день. Ма говорит, светлое время разбазаривать нечего, да и дядя Сэм с работы вертается на рассвете, а мы ж с ним по очереди спим на кровати в задней комнате. На завтрак, как всегда, холодный суп, или черствая лепешка, или каша-размазня, если ма, так и быть, сготовит, хотя тетя Лиззи иногда притаскивает из большого дома чего-нибудь повкусней; но она говорит, да ладно, это вовсе не воровство, все равно ж выбросили бы, если б она с собой не унесла.

После завтрака я помогаю ма по дому, хотя делов-то немного, у нас всего две комнаты, — и бегом на улицу, торговать. Ма не разрешает мне работать на фабрике, после того как у Мэри челюсть сгнила [1] На спичечных фабриках в Англии использовался белый, более дешевый фосфор, запрещенный повсюду в Европе: работа с ним вызывала некроз челюсти. (Здесь и далее — прим. перев.) и она померла, но я торгую лучше многих и уж всяко получше ма. Бывают дни, когда целый шиллинг и шесть пенсов приношу! Ма говорит, это потому, что я такая кроха, клиентов жалость берет. Я-то по большей части на Коммершиал-роуд работаю, хотя день на день не приходится.

Я малость походила в такую школу для детишек на Брентон-стрит, но, с тех пор как Мэри померла, днем мне нужно торговать, а та дама говорит, по вечерам ей учеников не надобно, зато вот викарий в Святом Иоанне Евангелисте учит катехизису, и буквам, и немножко латыни по вечерам — к нему хожу я и еще несколько девочек. Денег он не берет, но другие девчонки говорят, он рассчитывает получить свое, когда ты подрастешь, и не в звонкой монете. Мне думается, стыд и срам такое болтать, а тетя Лиззи вот уверяет, он порченый, в смысле, девочки ему не нравятся; так ведь и правильно, нечего викариям девочек любить, если они на них не женаты.

После уроков я остаюсь на службу в церкви, а бывает, что и за джином зайду в то заведение на Сэмюэль-стрит, где джин неразбавленный, а хозяйка не возражает продать его девочкам моих лет. Я стараюсь задержаться где-нибудь допоздна, чтобы, когда приду домой, Сэм был уже на работе, а па дрых, а то еще поколотят. Если от Сэма не достанется, значит, влетит от па, потому что я-де не слушаюсь.