Дмитрий Распопов - Изгой [СИ]

— Сын! — исповедник повысил голос, видя, что ребёнок вообще никак не реагирует на слова матери. Такое было впервые, обычно не смотря на свою немоту, тот всегда слушался родителей.

Вельфор повернулся к лежащим на кровати и открыл рот.

— Вы заставили меня перейти ту черту учитель, за которую я никогда раньше не переходил, — проговорил он спокойным, чистым голосом, от самого факта существования которого, взрослые замерли.

— Поэтому, умрите спокойно, — он поднял руку и оба почувствовали, как их оставляют силы, лишая сознания.

— А мне пора, — он не поворачиваясь больше к замершим в последних смертельных объятьях биологическим родителям, забросил себе мешок за плечо и выйдя из комнаты, стал спускаться вниз по лестнице.

Была и правда ночь, так что бросившуюся было на шум дежурную служанку, умертвили с той же скоростью, что и супружескую чету до этого. Открыв окно императорского дворца, ребёнок закрепил верёвочную лестницу на перилах балкона и стал спускаться вниз.

— Ваше святейшество, — внизу его ждали коленопреклонённые и повзрослевшие Дамьен и Жули, которые с сияющими глазами смотрели на спускающегося сверху ребёнка.

— Бумаги, документы у вас есть? — он движением руки поднял их с колен.

— Конечно ваше святейшество, ведь я начальник сегодняшнего караула, — хмыкнул мужчина.

— Я рад, что вы поженились, — ребёнок прикоснулся к обоим, — довезёте меня куда нужно и я вознагражу вас.

— Ваша светлость! — оба вскрикнули в один голос, — как можно! То, что вы живы и позвали только нас служить вам, вот высшая ценность!

Ребёнок, хмуро на них посмотрев, лишь кивнул головой.

За императорским дворцом, на одном из подворьев, которые последнее время во множестве расплодились вокруг дворца, троица села на лошадей, и привязав заводных животных со скарбом и едой, двинулась в долгий путь, пропав в темноте ночи.

Жители итальянской рыбачьей деревушки, на самом дальнем краю страны, давно привыкли к странным новым соседям, которые пять лет жили с ними рядом. Древний старик, разменявший седьмой десяток лет, тем не менее и не думавший умирать своей смертью. Пожилая женщина, которая вела всю работу по дому, который они выкупили у прошлых владельцев за весьма приличные деньги и заплатив к тому же местным умельцам, сделали ремонт и обновили крышу, а также весьма странная молодая девушка, которая никогда не работала по дому и не помогала матери, а только что и делала, что выходила на дорогу, ведущую в деревню, и сидя на камне, весь день смотрела куда-то в даль. Её поведение удивляло всех без исключений, поскольку она вообще ничего не делала, а лишь сидела и ждала. Каждый день с восхода солнца и до самого вечера, уходя в дом лишь чтобы поспать и поесть, но на следующее утро всё повторялось снова и так каждый день, каждую неделю и месяц в году. Её не останавливали ни дождь, ни снег, ни холод и не жара. Кто бы когда не появился на дороге, она вскакивала с места, но буквально вскоре, снова замирала на камне печальной живой статуей.

Для местных, суеверных людей такой поведение было сверхстранным, вызывающим многочисленные слухи, но что более необычным было то, что её родители, если они были ими ей, никогда не упрекали её за это. Сами возились с лодкой, сетями, домом, но никогда и словом не упрекнули дочь за подобное поведение. Когда в один из голодных годов к ним в дом попробовали наведаться местные, оголодавшие молодые сильные парни, сбившиеся в банду, грабящие соседей, то но на утро оказалось, что они не вернулись в свои дома. Все знали, что они пошли в тот странный дом, но никто не видел, чтобы они оттуда выходили, как и то, что их больше вообще никто никогда не видел.

Больше желающих наведаться, даже в гости, к этой странной семье не было. Они жили отдельно от всех, никому не мешали, лишь изредка прося за мелкие серебряные монеты выполнить сложную работу, недоступную старику и женщине. Желающих помочь, даже за плату было мало, но всё равно находились отчаянные, поскольку и такой наличности тут отродясь не водилось, а имея в кармане серебро, можно было на городской ярмарке в ста километрах отсюда купить весьма и весьма нужные для деревенского быта вещи. Не говоря уже о таких статусных вещах, как оклады для икон в дом или часах. Такие покупки обсуждались и показывались всей деревне, а обладатель подобного богатства ещё целый год был на слуху у всех местных кумушек, чесавших друг с другом языки, вечерами у колодцев.