Кортни Коул - Ноктэ [litres]

– Нет, – наконец, удается мне выдавить из себя, – ты не можешь поехать без меня, Финн!

Он замечает в моих глазах мольбу и отворачивается. Его взгляд мечется по стене, перемещается на окно.

– Прошу, не пытайтесь меня отговорить, – говорит он нам, но по большей части это адресовано мне. – Калла, я бы с удовольствием поехал с тобой. Я хочу этого. Но так будет лучше. Я должен так поступить. Мне нужно побыть одному, научиться существовать в одиночку. Понять, каково это, оставаться нормальным, когда ты один. Понимаешь?

Нет! Тысячу раз нет! Миллион раз нет!

Я трясу головой, но папа наклоняется в мою сторону и кладет руку мне на плечо. Молчаливое предупреждение о том, что не нужно слов. Я беспомощно смотрю на него.

– Я думаю, это правильное решение, – говорит отец. – Ваша мама и я… – его голос срывается, словно ему больно, на секунду он замолкает. – Ваша мама и я были уверены, что так будет лучше для вас обоих. Вам нужно научиться жить самостоятельно. Это правда хорошо.

В голосе отца чувствуется гордость, как будто Финн совершил нечто героическое: спас ребенка из горящего дома или перенес черепаху с оживленной трассы. Но это не героизм, а самопожертвование. Я вижу это по его глазам, по осанке и по тому, что он избегает взглядов в мою сторону.

Спаси меня от моих страданий.

Эти слова из его дневника – первое, что приходит мне в голову, когда я смотрю на него сейчас.

Но когда он все же бросает на меня ответный взгляд, я читаю в его глазах что-то еще. Мольбу.

Позволь мне сделать это. Позволь!

Позволить ему сделать что?

Научиться жить самостоятельно? Справляться со всем в одиночку? Мое дыхание становится прерывистым, в то время как Финн продолжает исследовать мою реакцию. Все исследует и исследует. Наконец я взрываюсь короткой фразой:

– Ладно.

Это слово выходит из меня на выдохе.

Финн вздымает бровь.

– И это все? Никаких криков и скандалов?

Я встряхиваю головой.

– Нет. Если ты уверен. Я была готова спорить об этом с мамой и папой, но я не готова вступать в конфликт с тобой.

Я чувствую, что сдаюсь, от этого мне грустно. Волна паники накрывает меня. Но что я могу поделать? Это выбор Финна. Его взгляд становится мягче.

– Ты не споришь со мной, – заключает он. – Ты просто пытаешься сделать то, что сама считаешь необходимым. Ты же это понимаешь, Калла.

Нет, я этого не понимаю. Мое мнение сейчас прямо противоположно.

Но опять же, что я могу поделать? Он принял решение.

Мне нечего сказать в ответ. Поэтому я просто безмолвно киваю.

Начинаю размазывать еду по своей тарелке, потому что, когда я пытаюсь ее проглотить, она застревает у меня в горле, словно какой-то комок желе. И папа, и Финн продолжают пристально смотреть на меня, ожидая, что я начну протестовать, спорить, а может, даже бить посуду. Но я не оправдываю их ожидания. Каким-то неведомым образом я остаюсь спокойна, сохраняя холодный рассудок и сдержанность, но только до той минуты, пока я могу бросать короткие слова извинения и сдерживать свои эмоции.

Я выбегаю на улицу, не обращая внимания на то, что Финн кричит мне вслед. Я пролетаю пулей через двор, жадно глотая воздух на своем пути вниз, к пляжу. След выглядит, словно серебристая лента в сумрачном свете луны, извиваясь и вращаясь среди влажных от дождя зарослей и блестящих темных камней.

Кроны деревьев создают полог над моей головой, от вида теней я покрываюсь гусиной кожей, потому что не знаю, что они могут скрывать. Но даже сейчас, видя лишь кусочки луны, мелькающей сквозь ветви и листву, распознавая какие-то несвязные слова в порывах ветра, играющего в сосновых иглах, я хочу находиться здесь больше, чем в нашей столовой.

Прорываюсь вперед, подальше от разрушительных утверждений, на которых так настаивает Финн, туда, к кромке океана.

Когда я оказываюсь на побережье, мои пятки утопают во влажном песке, и я радуюсь, что сейчас отлив. Ноги не промокнут. За считаные минуты я добираюсь до скал. Как только я оказываюсь рядом, из-за валунов появляется тень.

Она длинная и неожиданная, потому что никто обычно не приходит сюда.

Тень замирает, и у меня замирает сердце.

Затем то, что отбрасывает ее, выходит на лунный свет, и я понимаю, кто это.

Дэр.

Ведь теперь он тоже живет здесь.

– Эй, – окликает он меня, его голос с хрипотцой и британским акцентом звучит мягко.

В глазах читается радость от встречи со мной, искреннее восхищение моим внешним видом и какое-то голодное выражение, когда он сканирует меня взглядом. Это заставляет мою кровь бурным потоком приливать к щекам и заполнить сердце. Ему нравится то, что он видит.