Дипак Чопра - Владыки света

— Майкл? — Николай подошел к нему сзади. Русский хирург стянул с себя зеленую операционную блузу, надев ее на голову от солнца. — Извини, что втянул тебя в это: их следовало бы отправить в хороший госпиталь, в Дамаск.

— Да ладно, — Майкл продолжал идти, не будучи расположен к беседе, но Николай не отставал.

— Послушай, я тут посмотрел твое личное дело и обнаружил, что ты не воспользовался последней возможностью взять краткосрочный отпуск.

— Да, я упустил пару таких шансов. Тебе вовсе незачем говорить обиняками.

— Хорошо, но ты можешь сказать мне, зачем тебе это? Здесь ведь не то место, где можно получить медаль Альберта Швейцера. Мы ведь всего лишь затыкаем дыры, да ты и сам это прекрасно знаешь. Делаем кое-какие прививки, и я не уверен, что местные князьки и знахари нас за это не проклинают. Через восемнадцать месяцев весь этот медпункт соберет манатки, и мы отсюда уберемся.

Майкл повернул влево, направляясь к своему жилищу. Слушая Николая, он почувствовал, что слишком устал для того, чтобы мыться, вначале ему хотелось хоть немного выспаться.

— Послушай, Николай, по-моему, в тебе сейчас говорит администратор. Мне незачем отсюда уезжать, а если вдруг понадобится, я тебе скажу.

Ответ вышел грубее, чем Майклу того хотелось, но Николай выглядел невозмутимым. Он кивнул и направился в другую сторону, к душевой. За спиной Майкл услышал его голос: «Помни, ты сам захотел быть здесь». Фраза прозвучала мрачной шуткой.

Но вместе с тем начальник в присущей ему манере ставил Майкла в известность, что в следующий раз ему будет приказано взять отпуск. Майкл добрался до своей палатки, откинул полог, и в лицо ему дохнуло прохладой. Благодаря переносному итальянскому кондиционеру, единственной его отраде, воздух в жилище был мало-мальски терпимым. Майкл повалился на металлическую армейскую койку и задремал. Нервное возбуждение все еще бродило в нем; он почувствовал, что дошел до той стадии, когда рассудку требуется время, чтобы расслабиться и позволить себе отдых. Странное явление, которому ему случилось быть свидетелем в операционной, все еще владело его мыслями. Он отогнал его, не желая больше видеть подобного.

Майкл вскочил и подошел к стоявшей в углу лохани. Ополоснув лицо холодной водой, он запустил пальцы в свои длинные каштановые волосы и посмотрел в зеркало. Лицо, выглянувшее в ответ, было ему знакомо: оно не принадлежало ни чужаку, ни его, Майкла, затравленному двойнику, ни человеку, состарившемуся раньше времени. Но оно было не из тех, что могут многое рассказать о своем хозяине. На нем не были видны следы сотен ночных дежурств в пункте экстренной помощи филадельфийского гетто, где ему постоянно приходилось иметь дело с каким-нибудь четырнадцатилетним «пострадавшим от огнестрельного ранения» (казенный термин, не отражающий и малой толики эмоций, вызываемых видом этих несчастных), которому такие же четырнадцатилетние разворотили грудь пулями. Подобные эпизоды просто-напросто вплелись в ткань его хирургической практики, укрепив ее и подготовив к суровой действительности. Но за его лицом стояло нечто еще, словно скрытое за густой пеленой. И этого Майкл не мог объяснить даже самому себе.

Он бросил все это. Для тех, кто знал его в Штатах, он был еще одним лезущим из кожи вон болезненно-самолюбивым ординатором, — иными словами, точной копией их самих, — стремящимся обменять годы медицинской практики на возможность взобраться на верхушку лестницы, где его ждали деньги, репутация специалиста и восторженное внимание стоящей внизу лестницы молодежи. Поэтому, когда пришел запрос из ВОЗ — а никто не знал даже того, что он предлагал туда свою кандидатуру, — и Майкл отверг все другие предложения, по крайней мере несколько человек удивились. Но через месяц с этим свыклись и они; в конце концов, если Майклу вздумалось соскочить с подножки готового отправиться поезда — это его личное дело.

Удивительней всего было то, что он и сам не мог разобраться в своих мотивах. У него не было тайных, сокровенных причин отправляться в ту часть света, где его ждала честь быть ненавидимым теми странами, которым он помогал, и игнорируемым всеми прочими. Непосредственно перед отправкой на Ближний Восток он порвал со своей девушкой, американской китаянкой-интерном, чьи родители эмигрировали из Шанхая. Лю стала разыгрывать смертельно обиженную, претендовала на роль невесты или чего-то подобного, хотя у Майкла не было ни тени сомнения, что, имейся хоть малейшие признаки того, что дело у них идет к браку, ее семейство приложило бы все усилия, чтобы она не вышла замуж за чужака.