Джеймс Риз - Досье Дракулы

Итак, я устроился в новых апартаментах со словами: «К черту Генри Ирвинга!» — и с намерением перечитать мои старые письма. Думаю, Кейн, тебя не удивит, что я заказал в номер бутылку лучшего в «Брунсвике» виски, желая смягчить двойную боль — и телесную, от обработанной раны, и душевную, ибо первое из этих писем я написал шестнадцать лет назад, в возрасте двадцати четырех лет, когда был уверен , что нашел в сочинениях Мэтра слова, которые станут якорем для моей мятущейся души.

Тогда, еще в Тринити, начитавшись тайком его стихов, я писал Уитмену следующее:

«Я почти вдвое моложе вас, воспитан как консерватор в консервативной стране, но слышал, как ваше имя с восторгом произносит великое множество людей… [17] Все пропуски в тексте принадлежат Стокеру, а никак не мне. Должно быть, он счел некоторые строки из своей юношеской переписки не стоящими того, чтобы знакомить с ними Кейна.

Теперь я пишу вам, ибо вы отличаетесь от других. Вы истинный, настоящий человек, и мне самому хотелось бы стать таким, получить право называть себя вашим младшим собратом, учеником великого Маэстро… Вы стряхнули с себя оковы, и ваши крылья свободны. На мне по-прежнему оковы, но у меня нет крыльев».

К счастью, помимо этих восторгов я изложил и более прозаические факты, казавшиеся мне тогда существенными. Однако, по правде сказать, по прошествии времени остается лишь удивляться, с чего я тогда решил, будто Уитмен заинтересуется моей биографией. Самоуверенность молодости, как я полагаю.

«Хилый и хворый в детстве, [18] Верно. Хотя диагноз неизвестен, но Стокер начал ходить только в семь лет. Прикованный к постели, он читал, откладывая книгу в сторону, лишь когда отец придвигал его кровать ближе к окну, чтобы он мог посмотреть на своих братьев и сестер, играющих на берегу. я выправился, вырос, и сейчас во мне шесть футов два дюйма роста, двенадцать стоунов чистого веса, и сорок один — сорок два дюйма в окружности груди. Я некрасив, [19] Это утверждение не соответствовало действительности. но силен и решителен. У меня выпуклые надбровные дуги, [20] Возможно. тяжелая челюсть, большой рот с пухлыми губами, чувственные ноздри, курносый нос и прямые волосы».

О, Кейн, какой стыд! Неужели я мог так писать о себе? «Чувственные ноздри»? Господи! Удивительно, что Уитмен вообще ответил.

«Я атлет и чемпион с дюжиной кубков на каминной полке. Я был также президентом Философского общества колледжа, а также художественным и театральным обозревателем в ежедневной газете… Что же касается моей личности, то по природе я скрытен. [21] Так оно и было, на беду всех будущих биографов, включая меня самого. Я человек уравновешенный, хладнокровный… и умею держать себя в руках… У меня много знакомых и пять или шесть друзей, питающих ко мне искреннюю привязанность. Ну вот, теперь я поведал вам все, что сам о себе знаю».

Да, пожалуй, на тот момент так оно и было. Тут бы мне и отложить перо, подписавшись «Абрахам Стокер». Как бы не так!

«Я начал писать не без усилий, но теперь мне было трудно остановиться».

Да, меня и вправду понесло.

«Надеюсь, вы не станете смеяться надо мной из-за того, что я пишу это вам, ибо как сладостно для сильного и здорового мужчины с женскими глазами и детскими желаниями иметь возможность говорить с человеком, который может, если он пожелает, стать отцом, братом и женой его души…»

О господи!

Я лежал на кровати в «Брунсвике», совершенно подавленный этой неожиданной встречей с собственной молодостью. Думаю, ты согласишься: встреча не из тех, которая порадовала бы большинство людей средних лет. (Да, да. Я знаю, Кейн, ты согласен.)

Снежная буря за окном не стихала, буря бушевала и у меня внутри. Моя «нужда». Что это за «нужда», о которой упомянул Уитмен? И в какие слова я бы облек ее, если бы судьба нашла меня склоненным к коленам Мэтра?

«Жена и ребенок…» — он наверняка навел справки. «Как они?» И что мог бы я сказать? Правду?

Если говорить начистоту, надо признаться, что по-настоящему я состою в браке не с Флоренс Стокер, а с Генри Ирвингом. Уже давным-давно я являюсь его ближайшим соратником и самым близким другом. И уж конечно, знаю его так, как только может один человек знать другого. И в самом деле, мы с Генри так много времени проводим вместе, что способны читать мысли друг друга. Безусловно, Кейн, ты наблюдал ту же способность у мужа и жены, которые долгие годы живут вместе, привыкая к совместной работе над своей жизнью и проникаясь взаимопониманием. Однако такого рода связь сформировалась у меня отнюдь не с Флоренс, а с Генри. Так повелось с тех пор, как мы познакомились, а не тогда, когда я увидел его на сцене и мы вместе двинулись по тропе симпатии, которая каким-то образом в итоге привела… к этому .