Александр Киричек - Водоем. Часть 1. Погасшая звезда

Когда бумага догорела до тла, Майя, попутно измельчив пепел, аккуратно ссыпала его на другую такую же бумажку, медленно сложила листок сначала углами к центру, потом вдвое, и еще раз вдвое, и, наконец, протянула Вере получившийся сверток с пеплом:

— Ну вот, теперь сама мысль о ней будет вызывать у него тошноту!

— Когда начнет действовать? — поинтересовалась довольная женщина.

— Когда? — цыганка снова устремила взгляд глубоких карих очей вверх. — Подсыпешь этот пепел ему в питье — лучше, конечно, в вино, хотя можно и в кофе или чай. И как только он выпьет, то в течение суток его чувства изменятся в нужном нам направлении! Она станет ему отвратительна, её красота будет его бесить, голос — раздражать, запах — вызывать рвоту… Довольна?

— Да, конечно, — подтвердила Вера. — А если не подействует?

— У меня не бывает «если», — уверенно отрезала волховница. — Я знаю, что делаю и делаю только то, что знаю. Счастливо!

Майя встала из-за стола, собираясь поскорее выпроводить щедрую гостью. Но Вера почему-то продолжала сидеть…

— Всё милая, сеанс закончен! — громко произнесла цыганка, всей жесткой интонацией указывая, что Вере пора убираться восвояси.

— Нет, не закончен! — резко сказала Вера, продолжая твердо сидеть на стуле.

Их глаза встретились, и обе поняли, что одна другой стоит…

— Что еще? — с едва заметной долей волнения вопросила ворожея.

— Вот! — уверенным движением гостья выложила на центр стола всё ту же книгу и провела пальцем под черными буквами заглавия.

— Ты с ума сошла!!! — изумилась гадалка. — Зачем тебе это?

— На всякий случай, — Вера старалась говорить как можно более спокойно-равнодушно.

— Но ведь это грех, страшный грех! — воскликнула цыганка. — Это Ад! Вечный Ад!

— Я не верю в Ад! — не менее страстно откликнулась Вера.

— А в Бога? — взволнованно продолжала интересоваться гадалка.

— И в Бога тоже…

— Во что же ты веришь, Верочка Сергеевна?

— Я? — жена генерала ловко запустила руку в сумочку, вытащила из неё новую пачку зеленых ассигнаций, но вдвое более толстую, чем первая и, положив деньги на стол, прямо поверх книги, надменно добавила: — В это, в это я верю, милая Майя…

В эту ночь ему снилась не Ольга и не таинственная Гесиона-Анима, а сказка про гусей-лебедей… Он был маленьким мальчиком, сначала игравшим в саду… Потом налетел вихрь — это были, конечно, лебеди… Долго-долго летел он, сидя на спине необычно крупного самца и любуясь пейзажами родной земли… Потом начался лес, огромный, почти бескрайний… Именно такой он видел однажды в Карелии, из окна общежития в поселке Пиндуши, куда их, экскурсантов, поселили потому, что в медвежъегорской гостинице не было свободных мест из-за «слёта» ветеранов войны… А пиндушское общежитие стояло на высоком холму и с пятого этажа здания открывался именно такой вид на бесконечный лес… Но внезапно лес как бы расступился — и посреди чащи показалась сначала узкая, а затем все сильнее раздающаяся вширь полоса реки… Наконец, и она осталась позади… Лебеди, сделав разворот, стали спускаться вниз и очень быстро оказались на полянке перед избушкой… Правда, у той не было куриных лап… Но Сергей все равно понял, что это жилище Бабы-Яги… И действительно скоро показалась уродливая старуха, схватила его за руку, потащила в хату… Затем начались долгие минуты ожидания… Ожидания то ли смерти в жерле горящей, пышащей жаром печи, то ли спасительного прибытия Аленушки… И вдруг на полянку перед домом Яги из лесной чащи плавной рысцой выскользнул прекрасный белоснежный конь с блестящим рогом, торчащим из самого центра лба! Единорог! Настоящий! Сергей вскочил и стал колотить в дверь, которая, конечно, была заперта… Вдруг раздался шум разбивающегося стекла, и в оконный проем протиснулась лошадиная морда… Сергей бросился к ней, обнял конягу, но так, чтобы не порезаться о блестящий рог, и спустя мгновение… услышал телефонный звонок…

— Блин, как не во время! — злился он, но все же подбежал к телефону.

В ответ — только короткие гудки…

Взглянул на часы — шесть утра… Еще можно соснуть целый час, а может и полтора… Но вместо этого…

Конечно, сказка была ему известна с самых ранних дней незапамятного детства — родители почему-то усиленно пичкали его неокрепшую душу именно этой историей. Это ему стало теперь совершенно ясно хотя бы потому, что он с легкостью припомнил из далекого беззаботного своего детства три разных издания, одно краше и дороже другого, этой простенькой и ясной истории двух незадачливых ребятишек. Но сегодня вся ясность и простота улетучились во мгновение ока, уступив место тревожной задумчивости.