Елена Прокофьева - Явление зверя

Вот так я и себя не понимаю: КАК я могла отдаться Косте, будучи знакомой с ним всего три недели и два дня?!

Конечно, за эти три недели произошло много всего и подружились мы с ним так, как, наверное, я никогда еще ни с кем не дружила, даже с Анютой, даже с Элечкой…

У нас не так много времени было друг для друга, но это время было предельно насыщенно. И потом — у Кости удивительный талант исповедника: он вытаскивал из меня такое, в чем я никогда никому вслух не признавалась, иной раз даже себе не признавалась… И, отдав ему самые дорогие свои тайны, я все больше проникалась к нему теплым чувством. Хотя это, наверное, естественно. Мы больше любим тех, кому отдаем, нежели тех, от кого принимаем. Когда я думаю: как же так, за такое короткое время этот совершенно чужой мне, слишком для меня блестящий и знаменитый, слишком для меня эмоциональный и импульсивный человек — и вдруг стал самым близким? Когда я так думаю… Я почему-то не удивляюсь. Наверное, бывает и такая стремительная дружба. Когда люди, сами того не подозревая, совпадут мгновенно, как две половинки разрезанной картинки. Мне не хватало всего, что есть в нем. А ему… Не знаю, но, возможно, я тоже даю ему что-то, что ему необходимо. Но все это никак не объясняет того ужасающе-позорного факта, что я отдалась ему, будучи знакомой всего-то три недели и два дня! К тому же не просто отдалась, а практически была инициатором случившегося… Я сама его за руку привела в свою квартиру и к своей постели! Ужас.

Объяснить и оправдать это можно только тем, что я была несколько не в себе после похищения Леши и всех троих его подопечных, после той сцены, которая разыгралась у Рославлевых… Я была переполнена эмоциями. Они просто хлестали через край — небывалое для меня дело! И вот эмоции заглушили голос разума.

Конечно, кому-то — а именно Элечке! — это все покажется ужасно смешно: в двадцать семь лет — такие терзания! Да ей моя двадцатисемилетняя непорочность казалась патологией. И в глубине души я понимала, что она права. А я — закомплексованная дура.

Но вместе с тем мне всегда хотелось, чтобы ВСЕ ЭТО произошло по любви. Пусть даже не будет освящено браком — какое уж в наше время освящение, в наше время небеременных невест не бывает! — но все-таки, чтобы по любви, а не просто так, из любопытства… Да и какое может быть любопытство у врача? Все мое любопытство было удовлетворено еще в медицинском училище. А то и раньше, когда я учебники читала.

В конце концов, меня Дедушка воспитывал… И ТАК воспитал. И не могла я — без любви. Противно было.

Но тогда, получается, я люблю Костю Шереметьева?!

Нет. Я не люблю его. Я с ним дружу. Мне с ним приятно и интересно. И близость с ним была не противной, а… Так себе. Как и положено в первый раз.

Но если я не люблю его, то как же меня угораздило?! Значит, я вовсе не нравственная, каковой считал меня Дедушка, а самая что ни на есть порочная? И вдобавок — ханжа? Вот при каких обстоятельствах иной раз можно узнать о себе правду. Ужасную правду!

Я терзалась всеми этими сомнениями несколько дней. Старалась общаться с Костей — как будто ничего не произошло. Но из этого ничего не получилось. И я знала, что ничего не получится, знала с первого же дня, потому что в первый же день после той нашей ночи, возвращаясь с работы, я купила в аптеке упаковку противозачаточных таблеток, а в магазине дорогого женского белья — дорогое женское белье, шелковое и сплошь в кружевах! Я даже подумывала, не купить ли мне какие-нибудь шикарные духи с чувственным ароматом. Но потом решила отказаться от этой мысли: многие больные не переносят запах духов, а менять профессию в связи со своим грехопадением я не собиралась. Обойдусь дезодорантом.

Вот ведь что самое плачевное — я точно знала, что буду с ним встречаться снова и снова, даже когда его мама уже не будет нуждаться в моих услугах сиделки. Я буду встречаться с ним и буду его любовницей. Пока наши отношения не изживут себя.

Мне очень хотелось себя презирать… Но почему-то не получалось.

И мне казалось: Дедушка не осуждает меня оттуда, где он теперь. Он там теперь надо мной смеется. И мне осталось только улыбнуться ему в ответ.

Костин сосед по-прежнему выходил из квартиры одновременно со мной — причем я возвращалась домой в разное время, и «простым совпадением» наши встречи у лифта мне уже не казались! Но если он со мной и заговаривал, то только о всяких пустяках. И никак не выражал особого ко мне расположения.

Отчего-то теперь мне стало еще труднее выдерживать его взгляд. Мне было стыдно. Словно я его предала, когда стала любовницей Кости. Странное, бредовое, рационально необъяснимое чувство — ведь мы и знакомы-то не были! Во всяком случае, я не знала ни имени его, ни — кем он работает, ни даже женат ли он… И все равно: каждый раз у меня появлялось это чувство. Словно было между нами ЧТО-ТО и это ЧТО-ТО началось гораздо раньше, чем наша с Костей взаимная симпатия.