Елена Прокофьева - Явление зверя

Из прихожей донесся металлический щелчок замка.

Вернулся с прогулки Матвей Николаевич…

Анна Сергеевна и Анюта замолчали и дружно воззрились на меня. С выражением требовательной надежды в глазах. Я вздохнула. Ну, конечно… Как всегда — все самое трудное приходится делать мне! Потому что я лучше всех справляюсь с самым трудным… И теперь мне придется объяснять угрюмому, озлобленному старику, что его геройски погибший внук, похоже, на самом деле — жив!

— Лешка, скорей!

Гуля сама нажала на рычажок телефонного автомата и выхватила у меня из рук трубку.

— Скорее… Скорее… — бормотала она, поспешно отвозя коляску в сторону, как можно дальше от стеклянной будки.

— Скажем, что пошли за пивом… Да, Леш? Пить захотелось…

Гуля боялась до полусмерти и изо всех сил толкала коляску. Я даже не успевал ей помогать — ладони скользили по гладко отполированным ободкам и не могли, ухватиться.

— Гуленька, не торопись! И не нервничай так, будь спокойной.

— Да-да, ты прав… — Она шумно вздохнула и заставила себя идти медленнее. — Мне показалось, что я видела Геру на той стороне улицы… И он шел сюда.

— Он не видел, как я звонил?

— Думаю, нет…

— Опасно это все, малыш… Мне-то терять нечего, а вот ты…

— Мне тоже терять нечего, — глухо сказала Гуля. — Так же, как и тебе… Ладно, хватит об этом, скажи лучше, удалось поговорить?

— Удалось. Сегодня, Гулька, наш с тобой счастливый день. На сей раз трубку Софья взяла, Анькина подружка. И как я раньше про нее не подумал, надо было сразу Соньке звонить, а не домой… Перепугал всех… Бабушку… Анька тоже в истерике билась… Они думают, что я привидение. А Сонька — молодец, не охала и не плакала, почти успела мне свой телефон продиктовать…

— Почти?

— Последние цифры не смог разобрать…

— Ну извини… Я так испугалась…

— Ничего, Гуленька. Я ведь помню ее номер. Первых трех цифр хватило, чтобы вспомнить… Сколько раз звонил… Все идет хорошо. Очень хорошо! Только не надо торопиться и пороть горячку. Мы справимся, мы сильные. Правда?

— Правда, — улыбнулась Гуля.

Я и сам, честно говоря, переволновался. Каждый раз после звонка домой руки трясутся, а сегодня и с сестрой смог поговорить, и — самое главное — с Софьей! Софья — железный человек, надежный, как скала. Она единственная реальная моя надежда… наша с Гулькой надежда. Наконец-то… Господи, наконец-то! После неполного года в Москве, после выслушивания горького бабушкиного плача и безнадежных попыток объяснить… Сердце колотится, и в ушах стучит, хочется действовать, и действовать скорее, прямо сейчас, хочется куда-то бежать и…

Какой же я осел! Какой я идиот! Безмозглый тупица с отбитыми мозгами! Хотел забыть — и на тебе, пожалуйста: то, что надо, забыл, а вот то, что не надо, каждую ночь вспоминал — не наяву, так во сне… Мучил несчастную бабушку, каждый раз боялся, что погублю своими звонками ее несчастное сердце. И не додумался, кому надо звонить в первую очередь, кого просить о помощи! Господи, неужели Ты, НАКОНЕЦ, вспомнил обо мне?!

…Успокойся, придурок, возьми себя в руки! Вон Герик действительно шастает по той стороне улицы и на тебя поглядывает, а ты весь светишься, как фонарь! Марш работать, старая развалина!

Я глубоко вздохнул, крепко сжал кулаки, чтобы унять противную дрожь в руках, и сказал спокойно и флегматично:

— А теперь и правда, Гуль, иди купи себе пива и посиди на солнышке. А я поеду к светофору, а то что-то мы с тобой сегодня мало заработали.

— Может, в метро? — жалобно попросила Гуля. — Выхлопами вредно дышать…

— В метро будем сидеть, когда дождь. В кои-то веки тепло, сейчас самое оно на улице поработать, и план выполнить успеем.

— Ну ладно…

Гуля понимает, что я кругом прав, и возразить ей нечем. Не наберем к вечеру нужной суммы — плохо нам придется, а в метро не подают так щедро, как на дороге. Да и отдохнуть ей надо: катать коляску по гладкому асфальту — это одно, а таскать из вагона в вагон — так наломаешься, что к вечеру руки дрожат. У нее дрожат… Мне-то что! Я катаюсь себе и катаюсь, смотрю на мир снизу вверх, как ребенок, привык уже даже, так ведь сколько времени прошло!

Может быть, это странно — в моем-то положении, но все это время, даже в самые тяжелые моменты, когда самому хотелось руки на себя наложить, я, как в детстве, верил в свою неуязвимость, в свою удачливость, в то, что ангел-хранитель все еще стоит у меня за плечом, все еще хранит… Странно? Наверное… Но разве мало было ситуаций в моей теперешней развеселой жизни, когда казалось — все, край… ан нет, хватались за мою облезлую коляску призрачные руки и — вывозили.