Елена Прокофьева - Явление зверя

Потом погиб этот парень, Андрей. Как-то странно погиб. Венька на эту тему опять же не распространялся.

А потом погиб Венька.

Я так и не узнал, что с ним произошло на самом деле. Юзеф Теодорович никогда не отличался любезностью и был неразговорчив. Агрессивный гомофоб. К тому же он был уверен, что мы с Венькой — любовники… Именно он распустил в киношной тусовке слухи о моей нетрадиционной сексуальной ориентации. И пришлось мне потом самоутверждаться всеми возможными способами и спать с такими противными бабами, что я чуть было на самом деле не стал голубым, окончательно разочаровавшись в противоположном поле.

Веньку нашли мертвым где-то на окраине Москвы, на открытом участке путей, — там, где поезд выезжает из тоннеля и некоторое время едет под открытым небом. Не очень понятно было, как он умудрился туда попасть… Но погиб он не под поездом. Его застрелили.

Эти скудные подробности — все, что я смог вытянуть из Анастасии.

После смерти Андрея она сошлась с Юзефом Теодоровичем. Мне это тогда показалось забавным… Андрею, если бы он узнал, наверное, тоже. Когда твоя вторая жена изменяет твоей памяти с тестем «от первого брака»… Это пикантно! Андрей был молодой и здоровый парень. Я как-то раз его видел. Столкнулся с ним, выходя из Венькиной квартиры. А Юзеф Теодорович — далеко не молод, не красив и вообще несимпатичный тип.

После гибели Веньки Анастасия со старшим Лещинским и обретенной Юзефовой внучкой укатили в Польшу. Дальнейшей судьбы семейства Лещинских я не знаю.

А про Веньку она мне еще сказала, будто убил его «новый князь грязи». Она еще кое-что рассказала мне об этом подземном мире… Но я тогда не поверил. Подумал: она не в себе. Только чокнутая дура могла влюбиться в такого монстра, как Юзеф.

Теперь-то мне кажется, что она говорила чистейшую правду. И следовало мне ее порасспросить. Может, сообщила бы подробности. Конечно, я не кинулся бы мстить. В жизни я далеко не супермен. И потом, я считаю месть бессмысленной. Веньку она мне не вернет. Только дополнительные неприятности в жизни огребу. А мне их и без того хватает.

Просто хотелось бы больше знать о Веньке. О жизни и смерти единственного человека, которого я по-настоящему любил. Единственного, если не считать родителей, — но ведь это совсем другое…

«Повесть о Сонечке» Марины Цветаевой мне дала Софья. Она восхищалась прозой Цветаевой, хотя в большинстве случаев была не согласна с автором в оценках и выводах. Мне приходилось читать у Цветаевой только драматургию: когда-то играл Казанову… А проза сначала показалась какой-то вязкой, истеричной и невнятной. Но потом втянулся. А потом… Когда я прочел — для меня это было настоящим откровением. Наверное, это действительно лучшая книга о любви. О любви не к представителю противоположного или, наоборот, своего пола, не к объекту страсти — о любви к человеческому существу. Как она пишет — и это слова, обращенные к сыну, о Сонечке она рассказывает ему! — «это было женское существо, которое я больше всего на свете любила. Может быть — больше всех существ (мужских и женских)». И в письме: «Все лето писала свою Сонечку — повесть о подруге, недавно умершей в России. Даже трудно сказать «подруге» — это просто была любовь — в женском образе».

Цветаева любила мужа. У нее было трое детей. Но это не помешало ей влюбиться в женщину! Причем — без особой взаимности… Как я понимаю, со стороны Сонечки Голлидэй была только дружба. Со стороны Марины — пламенная любовь, так и не нашедшая выхода. Она пишет: «Не помню, чтобы я ее целовала, кроме поцелуев обычных, почти машинальных, при встрече и прощании. И вовсе не из-за дурной — или хорошей — стыдливости; это было — так же, как с «ты»: я слишком любила ее, все прочее было меньше». Или еще: «Это был сухой огонь, чистое вдохновение, без попытки разрядить, растратить, осуществить. Беда без попытки помочь».

А сколько поэзии во вполне прозаическом описании внешности Сонечки! Вот она — Любовь с большой буквы, Любовь творческого человека, человека с воображением, Любовь, бесконечно преображающая то существо, на которое направлено чувство. На фотографии — девушка с неправильными чертами лица и тонкими губами. Быть может — косы только хороши. Да и то — видал я косы получше! Но сколько увидела в ней влюбленная поэтесса! И розовое сияние лица, и темный янтарь глаз, и какие-то ножки необыкновенные…

После того как я прочел «Повесть о Сонечке», я себя простил.

До того — не мог.