Паоло Бачигалупи: Поп-отряд

Я снимаю шляпу, кладу ее на стол и сажусь. Кладу на стол и «Грейндж». Просто мне кажется не слишком правильным разносить на куски сосунка во время его кормления грудью. Я достаю сигарету и закуриваю. Делаю затяжку. Женщина смотрит на меня, как смотрят на хищника. Я делаю еще одну затяжку и предлагаю ей сигарету.

— Будете?

— Нет. – дергает она головой в сторону детеныша.

— Ах, верно, – киваю я и ухмыляюсь. – Вредно для новых легких. Я слышал однажды об этом. Не помню, где и когда.

— Чего вы ждете? – Она смотрит на меня.

Я опускаю взгляд на свой пистолет, лежащий на столе. Тяжелый механизм из стали, оружие-монстр. 12-миллиметровое ручное безоткатное орудие «Грейндж», стандартный выпуск. Останавливает обезумевшего наркомана с ходу. Разносит ему чертово сердце, если стрелять правильно. А младенца – буквально распыляет.

— Вы прекращаете принимать реджу, чтобы завести ребенка, верно?

— Это просто консервант, – жмет она плечами. – Они не должны так поступать из-за реджу.

— Но иначе у нас будет чертова проблема с популяцией, разве нет?

Она опять жмет плечами.

Пушка лежит на столе между нами. Ее взгляд скользит от пушки ко мне и снова к пушке. Я затягиваюсь сигаретой. Я могу сказать, о чем она думает, глядя на это старое стальное ручное орудие, лежащее на ее столе. Ей, конечно, не дотянуться до пушки, но она в отчаянии, так что для нее это расстояние может быть гораздо, гораздо ближе. Почти в пределах досягаемости. Почти.

Ее взгляд возвращается ко мне.

— Почему вы просто не покончите с этим?

Теперь моя очередь пожимать плечами. На самом деле, у меня нет ответа. Мне следовало бы сделать снимки и запереть ее в машине, и шлепнуть детеныша, и вызвать отряд зачистки, но вот мы сидим. В ее глазах слезы. Я смотрю, как она плачет. Ее молочные железы и толстые конечности, и ее жутковатая мудрость, происходящая, может быть, от осознания того, что она не бессмертна. Полный контраст с Элис, с ее нежной-нежной кожей и высокими прекрасными грудями. Эта женщина плодовита. Плодородные бедра, груди и живот, окруженные ее захламленной кухней и джунглями снаружи. Пажити жизни. Она кажется частью всего этого, сырым созданием самой Геи [7] Гея — древнегреческая богиня земли. .

Динозавром.

Мне бы следовало надеть на нее наручники. Я схватил ее и ее ребенка. Мне бы следовало пристрелить детеныша. Но я не сделал этого. Вместо этого я чувствую эрекцию. Она нисколько не красива, а у меня встал. Она отвисшая, она круглая, она сисястая, толстобёдрая и неряшливая, а я едва могу сидеть оттого, что мне вдруг стало тесно в штанах. Я снова затягиваюсь сигаретой.

— Знаете ли, я уже давно делаю эту работу. – Она тупо смотрит на меня, ничего не говоря. – И мне всегда хотелось узнать, почему вы, женщины, делаете это, – Я киваю на ребенка. Оно уже выбралось из-под ее груди, и теперь стала видна вся эта отвисшая штука целиком, с ее тяжелым соском. Она не стала прикрываться. Когда я поднимаю взгляд, я вижу, что она наблюдает, как я смотрю на ее грудь. Ребенок слезает на пол и тоже смотрит на меня серьезным взглядом. Я гадаю, может ли оно чувствовать напряжение, повисшее в помещении. Знает ли оно , что сейчас будет с ним. – Почему дети? Правда, почему?

Она сжимает губы. Думаю, я вижу гнев в ее затянутых слезами глазах, ярость на то, что я играю с ней. На то, что я сижу здесь, говорю с ней, а «Грейндж» лежит на ее грязном столе. Но затем ее взгляд опускается на эту пушку, и я почти слышу звук шестеренок у нее в голове. Вычисления. Волчица готовится к атаке.

Она глубоко вздыхает и придвигается вперед вместе с креслом.

— Я просто хотела ребенка, всегда, с тех самых пор, как я была маленькой девочкой.

— Играли с куклами, со всеми этими… «коллекционными предметами»?

— Да, наверное. – Она делает паузу, а ее взгляд возвращается к пушке. – Да, наверное, играла. У меня была маленькая пластиковая куколка, и я обычно одевала ее в разные наряды. И поила ее чаем. Ну, знаете, мы готовили чай, и я лила немного чая ей на лицо, делая вид, что она пьет. Кукла была не ахти. С голосовым вводом, но весьма бедным репертуаром диалогов. Наподобие: «Пойдем за покупками?» – «Окей, а зачем?» – «За часами» – «Я люблю часы!». Но я любила эту куклу. И однажды я назвала ее своей деткой, не знаю, почему я это сделала, но я это сказала, а кукла ответила мне: Я люблю тебя, мамочка».

Когда она это произносит, ее глаза наполняются влагой.

— Я просто знала, что хочу ребенка. Я играла с ней всё время, а она притворялась моей деткой, а потом моя мать нас застукала за этим занятием и сказала, что я глупая девочка и не должна так говорить, что девочки больше не заводят детей. И она забрала у меня куклу.