Ким Ньюман: Эра Дракулы

Во сне звук шел от деревянной колотушки, бьющей по обломанной посередине дубине с железным наконечником. Английский капитан прикончил ее отца-во-тьме, как бабочку, пришпилил Шанданьяка к окровавленной земле. Практически незаметная стычка времен Столетней войны. Варварских времен, которые, она надеялась, заслуженно отошли в мир иной.

Стук не умолкал. Она открыла глаза, взгляд упад на грязное стекло слухового окна. Солнце еще не зашло. Сны утекли мгновенно, и Женевьева проснулась столь резко, словно ей в лицо плеснули галлон ледяной воды.

Наступила тишина.

— Мадемуазель Дьёдонне, — закричал кто-то. Обычно причиной срочных вызовов, вырывающих из сна, оказывался директор, но не в этот раз. Впрочем, голос она узнала. — Откройте. Скотланд-Ярд.

Женевьева села, простыни упали. Она спала на полу в нижнем белье, прямо на покрывале, постеленном на грубых досках.

— Еще одно убийство Серебряного Ножа.

Она отдыхала в своем маленьком кабинете, расположенном в Тойнби-Холле. То было вполне безопасное место, не хуже прочих, чтобы провести пару дней каждого месяца, когда слабость одолевала ее и приходилось делить с мертвыми их сон. Комната, расположенная на верхнем этаже, с крохотным слуховым оконцем и дверью, запирающейся изнутри, вполне годилась для своих целей, так же как гробы и склепы служили потомству принца-консорта.

Женевьева успокаивающе заворчала и закашлялась, стук прекратился. Тело, которым не пользовались несколько дней, потрескивало, потягиваясь. Солнце скрылось за тучей, и боль тут же ослабла. Дьёдонне встала во тьме и провела руками по волосам. Облако ушло, и ее силы тут же иссякли.

— Мадемуазель?

Удары возобновились. Молодые всегда нетерпеливы. Когда-то и она была такой же.

Женевьева сняла с крюка платье из китайского шелка и завернулась в него. Одеяние, согласно этикету, явно не приличествующее для встречи со столь нетерпеливым джентльменом, но сойдет. Правила поведения, так много значившие еще несколько лет назад, все больше теряли важность. «Новорожденные» спали в забитых землей гробах прямо в Мэйфере и охотились стаями на Пэлл-Мэлл. В этом сезоне подобающая форма обращения к архиепископу мало кого заботила.

Дьёдонне отодвинула засов, но следы сонного тумана еще не развеялись. Снаружи умирал вечер; она не будет чувствовать себя нормально, пока ночь не вступит в свои права. Женевьева открыла дверь. Коренастый «новорожденный» стоял в коридоре, длинное пальто, похожее на плащ, котелок, нервно перекладываемый из руки в руку.

— Лестрейд, в самом деле, неужели вас нужно приглашать в каждое новое жилище? — поинтересовалась Женевьева. — Для представителя вашей профессии это было бы крайне неудобно. Ну, входите, входите…

Она впустила внутрь человека из Скотланд-Ярда. Заостренные зубы выступали у него изо рта, их не могли скрыть даже полуотросшие усы. «Теплым» он походил лицом на крысу; редкая растительность под носом только усиливала сходство. Уши его изменились, став длинными и заостренными. Как и большинство «новорожденных» из кровной линии принца-консорта, Лестрейд еще не обрел окончательной формы. Он носил темные очки, но алые точки, светившиеся под линзами, говорили о внимательном, зорком взгляде.

Инспектор положил шляпу на стол и затараторил:

— Прошлой ночью на Чиксэнд-стрит. Это была настоящая бойня.

— Прошлой ночью?

— Прошу прощения. — Он задержал дыхание, отдавая должное ее сонному состоянию. — Сегодня семнадцатое. Сентября.

— Я спала три дня.

Женевьева открыла шкаф и осмотрела несколько нарядов, висевших внутри. Костюмов на все случаи жизни тут явно не хватало. Хотя, по здравому разумению, вряд ли в ближайшем будущем ее пригласят на королевский прием. Из драгоценностей осталось лишь маленькое распятие, принадлежавшее отцу, которое она носила редко, опасаясь расстроить каких-нибудь чувствительных «новорожденных» с глупыми идеями.

— Я счел наилучшим поднять вас. Все нервничают. Настроения самые тревожные.

— Вы были совершенно правы, — ответила она и потерла глаза, избавляясь от пленки сна. Даже последние лучи солнечного света, просачивавшиеся сквозь грязный квадрат стекла, казались сосульками, вонзавшимися ей в лоб.

— Когда солнце зайдет, — продолжил Лестрейд, — наступит столпотворение. Может разразиться еще одно Кровавое Воскресенье. Некоторые говорят, что вернулся сам Ван Хелсинг.

— Принцу-консорту это понравилось бы.

Инспектор покачал головой: