Александр Уралов - Первый день Вечности

Вначале в Башню только самые оторвы и лазили. По наружной стене можно было подняться — ещё крепка была лестница. Внутри же лифт давно раскурочили и подниматься можно было только по стальным конструкциям внутренних лесов и прочих технических балок и поперечин. Потом это, — уж как водится, — в моду вошло. Телевизионщики с камерами не раз, пыхтя, наверх забирались; пацаны с девчонками романтические свидания устраивали. Несколько раз бэйсеры вниз успешно сигали… да мужик-альпинист с палаткой, крючьями и верёвками три дня на самую верхотуру самоходом пёрся. Словом, жизнь кипит!

Перчатки за пару подъёмов-спусков — как решето. Ржавое всё там, внутри башни.

На самом верху, кстати, жутковато. Перила чисто технологические — два брусочка и поперечинки. Стоишь, облокотившись на них, и полное ощущение того, что ты голенький на 220-метровой высоте за прутик от веника держишься. Сама площадка напоминает снизу шляпку гвоздя, то есть диаметр её раза в полтора больше, чем сама Башня в верхней её части. Так эта площадка, мать её, ещё и в технологических отверстиях вся, как сыр голландский. Самое большое напоминает незакрытый проём люка в подпол. Сделаешь, сдуру, шаг в сторону не поглядев… и полетел!

И надпись рядом с этой дырой масляной краской в бетон въелась: "EXIT FOR MAN"

Шутки юмора такие. Чёрные.

Уж и заколачивали дверь в основании Башни, и охранять пытались — да где там! Прутся все кому не лень, адреналином накачиваться… это вдобавок к пиву-водке и прочим прелестям бытовой наркомании…

Ну, и порой… вниз.

Человек тридцать с лишним Башня таки унесла…

Кто — сам. Кто — нечаянно.

Помню, одна девчонка так на ржавые перекладины с самого верха рухнула, что пополам несчастную разорвало. Подружки увидели и ублевали всё вокруг. Это не считая массовой истерики. Бывалым ментам и то тошно стало.

И появилась на стене Башни ещё одна надпись… и даты жизни.

Другая на мокром железе внутри Башни ослабла. Вверх-то добралась, а назад — силёнки уже кончились. Ржавое всё, холодное. Дождь Башню насквозь пронизывает. Рука в перчатке соскользнула и девчонка с первых же метров обратного пути вниз — ах! — да так шеей где-то на высоте метров ста зацепилась. Спасатели несколько часов возились, труп доставали. А, "в утешение", родителям сказали, что, мол, хорошо, что голова не оторвалась. Сами удивляемся. В гробу теперь целенькая лежать будет. Утешили, значит, родителей.

В общем, контингент, "ходивший на Башню", как на свидание, был тот ещё: от пьяненьких семиклассников, до солидных дядей в дорогих спортивных костюмах. И нет-нет летели они сверху вниз, невзирая на опыт, возраст, снаряжение и социальное положение…

И был среди завсегдатаев Клуба Башни парнишка один. Из русских эмигрантов. Приехал с матерью откуда-то из Средней Азии. Дембель ему на 1992 год выпал, а на родине, — ещё помните? — этнические конфликты бушуют. Это их по телевизору так стыдливо называют. На деле — упаси Господь, — совсем озверели людишки со своими национальными гордостями и прочей жестью.

Среди своих парнишку звали Генка Курбаши. Никто, правда, к нему сам не подходил. Подойдёшь к нему, ага! Зыркнет на тебя гневным глазом и молча пошёл вверх, словно торнадо. Ты ещё на первом ярусе соплю утираешь, а Курбаши уже на самом верху. Сядет, бывало, верхом на тонкие перила, ноги в пустоту свесит — как не навернётся — непонятно… смотреть-то на него страшно! — и курит задумчиво…

Злость сжигала этого парня, как раковая опухоль. По слухам, насмотрелся он в своей короткой жизни такого, что на роту ночных кошмаров хватит. Пробовали было подъехать к Генке с разговорами — высота, она располагает… покурить, пофилософствовать — да только Курбаши всё больше "да" и "нет", а чего другого — не вытянешь.

Разговаривал иногда, конечно, что там…

Каждый день основной контингент всё тот же. Поневоле здороваться, да общаться начнёшь. Идти многим некуда, кроме, как на Башню. А там, глядишь, кто сигареткой, кто пивком угостит. Пацаны, как на работу бегали, с утра и… до самого позднего вечера. Вот и ходили слухи, что Курбаши хочет во французский Иностранный Легион податься. Мол, не сегодня-завтра.

А то, понимаешь, ни работы, ни денег, ни связей… хоть по помойкам ройся. А там, где берут — чересчур прогибаться надо. Да ещё и наджабят по деньгам не единожды. Вон, Димка-то соседский, третий месяц свои полтора лимона ходит, выклянчивает. А к братанам Курбаши не хочет… во всяком случае — давно бы у них был, если бы захотел.