Холли Блэк: Холодный город

– Габриэль? – окликнула его Тана, поднимаясь на ноги и оборачивая вампира одеялами.

Тот попытался встать.

Шатаясь от усталости, они без особых церемоний втолкнули Габриэля в багажник. Эйдан захлопнул крышку с улыбочкой хорошего парня, который собирается сделать что-то плохое. Кляп, вытащенный изо рта, он держал в руке.

– Эйдан, – сказала она, отступая на шаг. В ее голосе слышались одновременно раздражение и страх. – Эйдан, у нас нет времени. Забирайся в багажник вместе с ним. Я не смогу вести машину, зная, что ты хочешь на меня напасть.

– Ты себя видела? – спросил он странным, мечтательным голосом. – Ты вся в крови.

Она опустила глаза и поняла, что он прав. Ее руки и ноги были покрыты царапинами, из которых сочилась кровь. На тыльной стороне ладони, которой она вытерла лицо, тоже было красное пятно. Видимо, порезалась об осколки.

– Нам надо ехать, Эйдан.

– Я не сяду в багажник с вампиром, – сказал он, глядя на нее голодными, с расширенными зрачками, глазами. – Видишь, я себя контролирую. У тебя идет кровь, но я все равно себя контролирую.

– Ладно, – сказала она, делая вид, что верит. – Садись.

Он пошел к пассажирскому сиденью, а Тана подняла монтировку и ботинки. Она знала, что надо сделать – ударить его по затылку и надеяться, что он потеряет сознание. Но она не могла. Только не рядом с домом, полным мертвецов, только не будучи уверенной, переживет ли он удар. И не сейчас, когда ее трясет так, будто она вот-вот развалится.

– Нет, с другой стороны, – сказала она Эйдану. – За руль.

Он повернулся к ней, непонимающе нахмурив брови.

– Я хочу, чтобы ты сосредоточился на чем-то помимо желания укусить меня. Я буду наблюдать за тобой. – Тана подняла монтировку. – И мы поедем туда, куда я скажу. Понял?

– Я же вел себя хорошо, – возразил он.

– Садись! – рявкнула она, и это почему-то сработало. Со вздохом он обошел машину спереди. Тана села на место пассажира и отдала ему ключи, угрожающе подняв монтировку. Та казалась надежной и оттягивала руку приятной тяжестью; от нее слегка пахло машинным маслом. Эйдан бросил взгляд, оценивая выражение лица Таны, и повернул ключ зажигания.

– Поехали, – тихо сказала она. – Ну, давай, давай.

«Форд» пересек газон и выехал на дорогу. В зеркале заднего вида дом казался совершенно обычным, за исключением разбитого окна и дрожащей на ветру, как одинокое привидение, занавески.

Эйдан был худшим бойфрендом на свете.

Они познакомились в художественной школе. Тана пошла в нее только потому, что Полина пообещала: это будет просто, там полно таких же лентяев. В целом Полина оказалась права. Бо2льшую часть времени их преподаватель рисовал арки, ведущие в темные комнаты, либо жутковатые натюрморты с гниющими фруктами, мухами и медовыми сотами. Он продавал свои работы в галереи трех окрестных городков и постоянно твердил, что ему не хватает денег, ведь учителям – особенно в эти нелегкие времена – платят сущие копейки.

В общем, пока все более или менее тихо трудились над своими проектами, учитель никого не беспокоил.

Полина решила вырезать из большой фотографии их класса лица парней, обклеить ими бюстгальтер из накрахмаленной ткани, поместить его в рамку и тайком выставить в зале со школьными наградами.

Тана почти ничего не делала, только лениво рисовала углем и болтала с Эйданом. Тогда он был просто симпатичным парнем с задней парты, длинные темные волосы падали ему на глаза, когда он говорил. Эйдан носил чистые футболки с изображениями разных групп и толстовки на молнии с капюшоном, ярко-красные кроссовки и черно-белый ремень. Он постоянно улыбался, смеялся над собственными шутками и все время рассказывал Тане о девушках, с которыми он встречался, но которых никак не мог понять. Он казался хорошим, постоянно в кого-нибудь влюбленным парнем. От него пахло мылом «Айвори». Полина поддразнивала подругу насчет Эйдана, но Тана только смеялась в ответ. Она понимала, почему Эйдан нравится девушкам. Да, он был симпатичным, но так откровенно пытался произвести на нее впечатление, что Тана считала, что ей ничего не угрожает.

Проект Эйдана заключался в том, что он изобразил самого себя, спящего на уроке: сделал фигуру в натуральную величину из папье-маше. Он уговорил Тану помочь снять мерки. Она закатила глаза, но все-таки согласилась обмерить его бицепсы и грудную клетку.