— Я-то, не против, — согласился он, вздыхая, будто с чем-то смирился. — Но с ними все не просто. Ты наверное думал, как мы смогли захватить крепость? — задал он по моему риторический вопрос.
Я кивнул. Думал, думал и не придумал. Если только гномы открыли ворота добровольно.
— В нашей победе нет чести, — вздохнул гнолл. Соседи по столу сделали вид, что не слышат нас, активно начав обсуждать погоду и охоту.
— На моих руках были опоенные сонным зельем щенки, старики, хватало ветеранов, что были поражены магией, и десяток калек, — стал оправдываться он, больше перед собой, чем передо мной.
Его монолог был прерван. Давешний кузнец, что постарше, вел за собой семью гномов.
— Гоблин, забирай этого мазла, — выпихнул он ко мне сородича.
Этот гном был бородат. Наконец-то. Был квадратен и приземист, ура, но весь вид его говорил о несчастье. Поникшие могучие плечи, опущенная голова, а борода не ухоженная, и будто ее пытались вырвать.
— Но есть условие, — продолжил он.
— Какое условие?
— Ты берешь его в трэлы. И срок ему пятьдесят лет, — отчеканил гном.
Испуганно охнула жена будущего раба, заплакали дочери.
— А срезать срок я ему могу, ну типа там, за хорошее поведение, — мне захотелось разозлить жестокого старейшину, и помимо слов, я плотоядно уставился на женскую половину семьи.
Пускай он взбесится и заберет его обратно, не желаю участвовать в семейных дрязгах, хотя бы девочек. Гоблины, ой как плохо относятся к чужим. Одно дело свой род, где старшие били подзатыльники, а ровесники хлебали крысиную похлебку из одного котла, который стащили у кого-нибудь из взрослых. И совсем другое чужие, что зачастую находятся на уровне добыча, а судя по байкам гоблинов, услышанных мной у костров, добычей быть очень больно и унизительно.
— Нет, ровно пятьдесят лет с сегодняшнего дня. Час в час. Сейчас полночь, — отчеканил Олафссон в ответ.
Ну же старик давай. Я постарался изобразить максимально похоти в своем взгляде, а смотрел на младшую девочку. Сплин, ну как тебя, Торин, не тормози. Хаос тебя забери, ты же не можешь отправить ребенка, тем более девочку к таким чудовищам. Сплин, старик ты что не понимаешь, что с ними будет?! Я мерзко улыбаюсь, выдавливая всю гниль своего поступка на лицо, и маню пальцем малышку. О, дождался, наконец-то. У гнома на лице ярость, из носа повалил пар, кулаки сжались в гранитный валун. Главное, не прибил бы?! Не-еет. Что ты делаешь, старик?! — ору я мысленно.
— Они. Тоже… твои, — еле слышно произносит старейшина и сломленный уходит.
Я смотрю на гнолла — и что это было? Вот сейчас, на его лице я вижу все годы Вожака. Он отвернулся.
— Двенадцать здоровых бойцов у меня было, гоблин, всего двенадцать бойцов, — глухо и устало говорит Вожак. — Четырнадцать щенков, трое совсем крохи, остальные калеки и опоенные зельем. А на плечах висели хищники и гоблины. Ты понимаешь… Вождь, — поворачиваясь ко мне, продолжает он свою исповедь.
— А впереди эти демоновы стены. Что мне было делать?! — простонал гнолл. — И две юные гномки в пленницах, что так неудачно вышли за эти стены, — закончил он глухо.
Я молчу, он не нуждается в моих ответах. Вокруг стоит шум праздника, и только гномы и старшие гноллы слышат его слова, но делают вид, что их нет. И он говорит, и говорит о бесчестии и предательстве.
О том, как менял жизнь детей на безопасность своего племени. О том, как отец девочек, вопреки решению старейшин открыл ворота крепости. О том, как он умолял не казнить предателя, после захвата проклятых стен. О договоре, что обязал обеспечить оружием гноллов, научить их работе, а после получить свободу. О том, как гномы догола брили бороды, принимая позор сородича и ненавистный договор.
Затем молча встал и ушел. Я обратил внимание, что пропали все гноллы, полностью освободив весь центральный стол. Рядом со мной остались, только гномки. А куда делся глава семейства?! Пока я приходил в себя от эмоций ко мне подошла девочка и робко прикоснулась к моей лапе.
— Дядя гоблин, я буду холосей зеной, тойка не тльогай маму и Дильину, — предложило мне маленькое чудо.
Ее голубые глазки смотрели на меня с надеждой.
— Хорошо. Тьфу, сплин, какой женой?! Никто не тронет ни тебя, ни твоих родных. Обещаю, — говорю я, лихорадочно ища выход из ситуации.
— Пльавда, пльавда? — не боясь она схватила мою лапу уже двумя ручками и приподнялась на цыпочки, чтобы смотреть мне в глаза.
— Пльавда. Мама за ногу, правда, то есть, — отвечаю ребенку.
Читать дальше