Кирилл Смородин - Исполнитель

Вскоре Матвей вновь оказался в коридоре второго этажа.

– Дальше сам дорогу отыщешь, чай не маленький, – буркнул уродец. – Там тебе уже пожрать наверняка принесли.

Он развернулся и утопал к лестнице. Климов остался один.

Во всяком случае, так он думал. Из палаты, в которой он очнулся не больше часа назад, шаркая, вышла полная женщина с редкими рыжими волосами, в сером свитере и потертых джинсах.

Матвею хватило нескольких секунд, чтобы узнать Зою-Шишку, воспитательницу, которую опасались и ненавидели все его детдомовские друзья. Прозвище она получила за большую опухоль на правой стороне шеи. Климов был уверен, что воспитательница тяжело больна – возможно, отсюда и ее вечные недовольство и злость.

Что стало с ней, когда этот детдом закрыли, Матвей не знал – да и не хотел. А сейчас, спустя годы, и вовсе не мог подумать, что вновь увидится с этим почти полностью забытым человеком…

Несмотря на удивление, Климов не мог не отметить: что-то с его бывшей воспитательницей не так. То ли болезнь лишала ее сил, то ли Зоя-Шишка попросту пьяна. Она стояла в двух шагах от дверей, опустив голову и покачиваясь. Матвей понял, что не имеет ни малейшего желания подходить к ней и уж тем более говорить что-либо.

«Что делать?..» – размышлял он, наблюдая за воспитательницей, которая, казалось, вовсе не замечала, что в коридоре есть кто-то еще, кроме нее.

– Иди… ешь… ­– прогнусавила Зоя-Шишка, по-прежнему глядя в пол.

Матвей вздрогнул. Больше всего ему хотелось кинуться – прочь и со всех ног. Но он понимал, что побег ничего не даст: в этом городе ему нечего делать и некуда идти. К тому же он совсем не был уверен в реальности происходящего, а потому решил играть по правилам, пусть и навязанным.

Поэтому он собрался с духом и двинулся ко входу в палату. Зоя-Шишка так и стояла, покачиваясь.

«Она, скорее всего, и вправду пьяна, – подумал Матвей. – Детдом закрыли, она наверняка осталась без работы. Кому такая нужна?.. Вот и спилась».

Выглядело вполне логично, если бы не одно «но»: почему она до сих пор здесь? Этот простой вопрос укрепил веру Климова в нереальность происходящего – и вместе с тем усилил страх.

Матвей поравнялся с Зоей-Шишкой, и та подняла голову. Затянутые бельмами глаза почти сливались с серостью мерзко блестящего лица. Климов отшатнулся и стиснул зубы – кричать не хотелось.

«Мертвая», – чувствуя, как сердце наращивает силу и частоту ударов, подумал Матвей.

Он обошел бывшую воспитательницу, держась на расстоянии, и попятился к двери в палату. Он не собирался поворачиваться к Зое-Шишке спиной. Конечно, если верить женщине, представившейся ведьмой, то Климов сейчас весьма ценен и ему ничто не угрожает. Но все же…

Так, пятясь, он и вернулся в палату. Зоя-Шишка, к счастью, снова опустив голову, прошаркала следом.

Возле кровати обнаружился стол – Матвей едва не врезался в него, – накрытый газетой, на которой стояли тарелка с темной массой каши и двумя кусками хлеба и большая кружка.

Меньше всего Климов думал о еде, а потому просто залез на кровать и сел, упершись спиной в стену и подобрав ноги. Мертвая воспитательница осталась на пороге. Несколько секунд она ожидающе смотрела на Матвея, потом чуть прошла вперед и указала на стол.

Матвей продолжал сидеть. Он очень хотел остаться один и хорошенько обдумать происходящее.

«Уходи, – мысленно обратился он к Зое-Шишке, упершись взглядом в противоположную стену, отчего тучная фигура была видна лишь боковым зрением.

Та потопталась в палате еще около минуты. Потом покачала головой и стала неловко разворачиваться. Как только она вышла, Матвей закрыл глаза и вздохнул.

Следующие часы он провел в одиночестве. Сколько конкретно – сложно сказать. Климов то сидел на кровати, то лежал. Несколько раз выходил по нужде. Он прекрасно помнил, где в детдоме находится туалет. Тот и десять лет назад выглядел печально – старый кафель, бетонный пол, дырки вместо унитазов, две покосившиеся раковины, – а сейчас попросту превратился в декорацию для скверного фильма ужасов.

Потом, когда терпеть голод стало невмоготу, Матвей все же поел. Хлеб к тому времени начал черстветь, каша остыла и затвердела, поэтому вода, ледяная до ломоты в зубах, пришлась очень кстати.

Через некоторое время после того как Климов опустошил тарелку, вернулась Зоя-Шишка. Сначала она подкинула дров в печь, после чего, шаркая, приблизилась к столу, склонила голову и водила ею влево-вправо, будто что-то вынюхивала. Потом булькнула горлом, закивала, взяла посуду и торопливо покинула палату.