Харитон Мамбурин - Посадка в лужу

— Что? — насторожился Великий.

— Я не соизмеряю силу удара.

Отвернувшись от Двуносого и бога-с-щупальцами, я громко свистнул. Что-то обсуждающие Бессы Лтакта удивленно посмотрели на меня, прекратив бубнёж.

— Я убил всех в С’Ваггарате. Всех до единого, — заявление было сделано мной в полный голос, его гарантированно слышали все вокруг, — Убил, чтобы освободиться. В тот город я попал по вине присутствующего здесь Хадатавара Двуносого…

Народ забубнил куда активнее, начав разглядывать теневого главу своего метрополиса с новым интересом. Они явно были не в курсе этих новостей. Сам Хадатавар лишь легонько усмехнулся в бороду… совсем слабо, но я заметил. Отлично.

— Вам на это плевать, я знаю, — поспешил я донести до бессмертных свою мысль, — Гном слишком высоко сидит, чтобы вы, Бессы, могли хотя бы палец в зад его любимой собаке засунуть! Но вы не услышали то, что я сказал ранее. Я убил всех в С’Ваггарате… но ни тронул ничего, что было в городе! Ни одной вещи!

А вот это публику проняло до самых печенок. Всю разом, оптом и в розницу!

— Огромный! Совершенно пустой! Полный сокровищ! — рявкнул я, — Весь С’Ваггарат к услугам любого бессмертного, готового попутешествовать и рискнуть! Вдосталь еды! Вдосталь роскоши! Город способен принять в десять, в сто раз больше жителей, чем есть Бессов в этом мире! Свобода! Богатство! Независимость! Отличная замена трём Пирамидам Вечности, получить которые вы не сможете! А вот заняв С’Ваггарат — каждый из вас получит все, что могли бы дать Пирамиды! Смертные, лишенные ваших услуг, сами придут к вам на поклон!!

Сидящий в сортире фашист получил гранату. Половина делегации Бессов с низкого старта ринулись от нас куда подальше, вторая — пыталась обсудить услышанное, почти крича от переполняющих их эмоций. Работали они ногами на загляденье, и я их понимал. Когда зовёт такая дорога приключений — быстрые получают больше всего. Эх и устроят же они там зарубу в процессе делёжки.

— Теперь твоё имя будет на слуху во всем мире, — поведал я бледному как смерть Хадатавару, — Обязательно укажи в завещании потомкам учиться пресмыкаться перед Бессами — через полсотни лет они будут править в каждом уголке этого мира. Вечно. Если, конечно, вас не защитят боги. Кстати, вот они, можете попресмыкаться перед ними.

От избытка чувств, я даже поднял руки, как забивший гол футболист, вертясь вокруг оси и делая интересные жесты хвостом.

— Все получили то, что хотели! — провозгласил я, глядя на какие-то совсем не радостные лица вокруг, — Бессам могущество, смертным — защиту богов от Бессов, богам — почет, молитвы и уважение! И Хадатавар Двуносый уходит на своих ногах, даже со своими руками, торжествуя при виде отступившегося орка! Ликуйте!

Почему-то никто ликовать не захотел. Более того, на меня даже как-то нехорошо косились не только Митсуруги с Гиндосом, но даже ранее безразличный Акахиро. Да и не только они…

— Чудовище… — это было сказано никем иным, как богиней кошмаров с дурацким именем.

— Гурри защищал Хадатавара, — пояснил я ей, — Пришлось искать… обходные пути. Теперь его точно убьют.

Начавшийся галдёж и обвинения меня в разном плохом неожиданно были прерваны звуками… аплодисментов. На сцене театра абсурда, глупости и самонадеянности возникло новое лицо.

И оно было безбожно пьяным… несмотря на то, что являлось богом.

Интерлюдия

Если бы его вынудили сказать миру нечто, что он сам считает важным и ценным, то Эстебан Гиндос без лишних сомнений произнес бы фразу следующего порядка — «Все видят лишь то, что хотят». Простенько, но со вкусом. Сначала в нем хотели видеть ученого, геоманта, руководителя экспедиции, теперь — предателя, который будет вынужден платить. Почему? Ну какой из него предатель, раз Система ни о чем подобном не намекала?

Как это почему? Потому что «Повелителю Тверди» и известному путешественнику есть чем платить. Будь на его месте Лала, то она бы просто получила б пинка под зад.

Двуличие и бессмертные — неразделимы.

Впрочем, последнее утверждение относилось к Эстебану не в меньшей степени, чем к Митсуруги Ай и Умному Ежу. Испанец старательно делал боязливый вид, заискивал, выражал всем своим поведением смирение и провал замыслов. Даже умудрялся выдавать чуточку справедливой ненависти по отношению к массовому убийце Джаргаку.

Но где-то внутри своего организованного магией разума, а также в глубине души, Эстебан Гиндос танцевал танец победы. Он открывал шампанское, дарил по сторонам воздушные поцелуи, делал пальцами рук знак победы, изображал странные и нелепые танцы. На всё это у него имелось полное право — впереди ярко сверкало безоблачное будущее, полное власти, богатства и известности.