Георгий Смородинский - Звездное небо Даркана

– Бери, мне это без надобности, а тебе, судя по всему, пригодится. Ну а портал, надеюсь, ты нам сможешь открыть.

– Спасибо, дар, – в шепоте Ваессы послышались благоговейные нотки.

Магистр приблизилась и аккуратно взяла у меня протянутые ей предметы.

– Да, конечно, смогу, – отстраненно произнесла она, надела на шею амулет, бережно развернула карту и, что называется, подвисла. Ну вот! Подарил девочке куклу! Теперь минут пять это ее незамутненное счастье лучше не нарушать. Я покачал головой, отвернулся и вздохнул. Мне вдруг вспомнилась Аленка. Одиннадцатый ее день рождения, лица улыбающихся родителей и тот кукольный замок, что я ей тогда подарил… Харт!

– Мы в саркофаг-то заглянем? – ироничный голос Раены оторвал меня от невеселых воспоминаний. Девушка кивнула на лежащий у моих ног труп и добавила: – Хотя бы для того, чтобы узнать, ради чего он погиб.

– Да, конечно!

Я поднялся по ступеням и приблизился к усыпальнице Эраста. «Странно, – остановившись возле саркофага и с удивлением глядя на сдвинутую примерно на треть крышку, подумал про себя я. – Неужели он успел его открыть и этот мешок как раз то, зачем он сюда приходил?»

Создав магический светильник – из-за падающего сбоку света внутренности саркофага находились в тени, – я внимательно осмотрел этот каменный гроб и присвистнул. Пусто! Только небольшая серебряная фляжка на дне, из тех, что носили с собой в том мире латентные алкоголики. Видимо, вместе с Эрастом Мирт когда-то забрал и его тело. Я вытащил фляжку и внимательно ее рассмотрел. Ничего особенного. Вязь узоров на поверхности, крышки нет, внутри пусто… Пол под ногами вдруг ощутимо качнулся, и меня резко повело в сторону…

– Ты мне больше не сын! Уходи! Я не хочу тебя видеть, никогда!

Боль и непреклонность в голосе матери. Слезы на глазах сестры и испуганные мордашки жмущихся к ее ногам племянниц. Не сын… Райнек крепко зажмурился и пару раз глубоко вдохнул влажный, пропахший прелыми листьями воздух Хельстада. Как же она могла?.. Святоши ведь говорят, что сильнее материнской любви нет ничего на свете, но… Молодой некромант прислонился к стоящей за спиной вербе, притянул к себе лежащую около него костяную гончую и обнял ее за шею.

– Все хорошо, Мирна, – ласково похлопывая чудовище по холке, тихо прошептал он, – скоро… уже скоро…

Парень еще пару раз глубоко вздохнул, уселся поудобнее и вновь провалился в свои невеселые воспоминания.

Скоро, уже скоро он вернется в этот проклятый город и отомстит. Да, барон Айзек сдох, но остались еще те семеро, что врали в тот день под присягой…

В ту весну, семь лет назад, на улицах Вайдарры густо цвела сирень. Тогда, в день женитьбы старшего сына герцога Дарского, в принадлежащий его отцу трактир ввалилась толпа подвыпивших дворян. Благородные… твари! Когда барон, усадив себе на колени сестру, что служила у отца подавальщицей, стал ее с хохотом лапать, а муж Риски – Эким – и отец вступились за нее, барон Айзек зарубил их обоих. У Экима была только короткая дубинка. Много ли оружия может быть у простого конюха? Стража быстро прибежала на крики, но что толку? Отца и мужа сестры было уже не вернуть. А под присягой барон соврал, что якобы отец и конюх смертельно оскорбили его словом. Он был в своем праве! Семеро его товарищей в точности подтвердили это. Ничего. Райнек не забыл. В тот день его в трактире не было, но он присутствовал на суде и запомнил их всех. Быть может, именно тогда, когда он с ненавистью смотрел на их сытые холеные рожи, в нем и проснулся Дар?

Словно почувствовав мысли хозяина, гончая заворочалась и ткнула его мордой в живот. «Совсем как живая», – подумал про себя некромант. Хотя почему «как»? В ней же есть частичка его души.

– Ну и чего тебе? – он провел по ее шипастой морде ладонью и с улыбкой посмотрел в горящие багровым глаза. – Потерпи немного. Сейчас пойдем. Посидим вот и сразу пойдем.

Мать тогда сильно постарела и сдала. Продала трактир, и они всей семьей переехали на северную окраину города. Сестра целыми днями возилась с хворыми племянницами, а по ночам он часто слышал ее тихий плач. А он… Да что мог сделать оставшийся без отца мальчишка? В котором все больше разгоралось пламя звериной ненависти? Он ненавидел все. Этот город с его садами и улицами. Людей, не способных понять его боль. И особенно он ненавидел благородных. Ублюдков, чье слово в суде стоит выше логики и здравого смысла. Тварей, забравших у него отца. Ночами он пробирался к дому барона Айзека и, забравшись на растущее возле ограды дерево, молча сидел и смотрел на горящие окна, мысленно представляя, с каким удовольствием он будет убивать эту ненавистную гадину. И чем яснее он понимал, что профессионального воина ему не одолеть никогда, тем больше разгоралась его ненависть.