Михаил Савич: 3- книга. Штурм

— Но сами катапульты мы бросили и они достались врагу. Как я вернусь с этим известием в подземный город? А то, что ты согласился принять парламентера, это позорное пятно на всей нашей армии.

— Апулей, у меня погибшие при отходе от бастиона возродились и вернулись в строй. Сейчас они у портала и помогают Майору. Есть значительные потери в оружии и вещах. Резервов пока хватает, лекари все выжили и справляются на отлично. Хирург вообще чудеса творит. Бесценный в бою маг — доложила Алая

— Как идет строительство укреплений? — я старался продлить совещание, мне нужно было оттянуть время окончательного принятия решения.

— Гномы и маги делают все возможное. Но толку от этого будет немного. Слишком велик перевес в силах. При штурме красные потеряют впятеро больше солдат, но все равно победят. — Михалыч по военному четок и объективен. В замке на его слова отреагировали салютом. Точно — слышат все! Эта связь между парламентером и замком была мне на руку. Салют видели и слышали все в нашей армии и то, что враг уже празднует победу, подрывало боевой дух нашей армии. Еще несколько минут мы толкли воду в ступе. Я ждал, когда придет сигнал от моего единственного надежного источника в Красной Армии. Сигнал пришел.

— Пьют — все сообщение, полученное мной по почте гномов от Кирилла, уместилось в одно слово.

— Пора делать ставки — Это сообщение я отправил сразу на несколько адресов.

Все готово решил я — можно начинать и поднял руку. Все замолчали и смотрели на меня. Лимит доверия ко мне был почти исчерпан. Его основой было доверие ко мне гномов и их собственный авторитет. Но и Горт, всегда так доверявший мне, сейчас посматривал искоса и с сомнением.

— Тогда пусть войдет парламентер — тянуть время больше не получится. Надо двигаться дальше. Начштаба Михалыча вышел из палатки и позвал парламентера.

Вошедший в палатку человек воином не был. Это был казначей клана Красной Армии, Сидоренко Борис Иосифович. Такой ник был едва ли не единственным на Терре Поговаривали, что это настоящее имя игрока. Если это так, то это, вообще, единственный случай.

Казначей красных долго и молча смотрел на нас, должно быть, его роль ему нравилась, ведь он был в центре событий и его слова слышали в замке, может быть даже ретранслировали в реал. Борис Иосифович, возможно, представлял себе, как все мировые каналы ведут прямой новогодний репортаж этого события и все его друзья и главное все враги, смотрят сейчас на его фото и ждут его речь.

— Так вот, ничтожные ублюдки, вы доигрались. На кого вы замахнулись? Уроды.

Кто вас надоумил? — Бориса Иосифовича понесло — он упражнялся в красноречии, используя характерный сленг основной части бойцов красных. Некоторые его перлы вызывали восторженный рев с той стороны стены и шквал ракет над замком. Временами речь казначея больше напоминала тост в честь Красной Армии и ее Великого Лидера. Нас он втаптывал в грязь виртуозно. Некоторые его обороты меня настолько впечатли, что я решил их запомнить и потом воспроизвести. Должно быть, это будет не трудно, если события этого дня, в самом деле, попадут в новости ТВ каналов. Речь Бориса Иосифовича была в разы длиннее президентской новогодней речи.

На лицах слушателей я читал их эмоции. Мои соратники сдерживались с трудом. Горт временам даже привставал, сжимая кулаки, но пока все терпели. Парламентер неприкосновенен. Сам я молчал и ждал. Наконец, казначей начал уставать и повторяться. Закончил он осипшим голосом.

— Так, что вам, неудачники, остается одно — принять наше предложение о полной и безоговорочной капитуляции — это мне чем-то напомнило историческую фразу Левитана.

— Я правильно вас понял, Борис Иосифович, вы готовы под клятвою всем богам, предложить нам договор о вашей полной и безоговорочной капитуляции? — неопределенность формулировки меня почти рассмешила. — Мы согласны. От имени своего клана и от имени и по поучению всех наших союзников я согласен — здесь я сделал паузу — на вашу полную и безоговорочную капитуляцию — после первой половины фразы раздался торжествующий рев из-за стены и грохот салюта из замка. Но Борис Иосифович услышал все целиком и побледнел. Даже устный договор под клятвой всем богам нарушать было нельзя — наказание было неминуемо и очень сурово. Махать кайлом двадцать лет в сырой шахте казначею не хотелось, но и покидать игру без права вновь зарегистрироваться было хоть и менее жестоким наказанием, но почти для всех игроков, неприемлемым. Клятву всем богам не нарушал никто.