Корней Чуковский - Бородуля

Княгиня Евпраквия Иоанновна

БЕЛОМОР-БЕЛОГОРСКАЯ.

урожденная графиня УДИЩЕВА

По ее словам, отыскать Бородулю мог лишь один человек — Чугунов.

— Когда моя бель-сер баронесса Инзель Ферлаг потеряла на балу у моей кузины графини О'Гурме свой знаменитый бриллиант, подаренный ей великим князем Трувором Кирилловичем, никто не мог отыскать его, хотя десять сыщиков целый месяц искали его. Позвали Чугунова, и он отыскал бриллиант.

— Где же он его нашел?

— У моего бо-фрера, князя Бел-Конь-Белоконского.

— Приведите его ко мне! — закричал мистер Брэнч.

На следующий день рано утром Прасковья Ивановна привела к мистеру Брэнчу великого русского сыщика Илью Чугунова.

Илья Чугунов был по профессии банщик.

Увидев его, мистер Брэнч в первую минуту испугался: настоящий убийца! Огромен, лохмат, бородат. Ох, не похож, не похож он на Шерлока Холмса!

Мистер Брэнч встретил Чугунова недоверчивым взглядом, но не прошло и минуты, как Чугунов обнаружил перед ним свой несравненный талант.

Войдя в комнату, он так и вонзился острыми своими глазами в какую-то лиловую книжку, лежавшую на кровати у столика.

Это был старинный молитвенник, с которым богомольный мистер Брэнч не расставался ни разу в жизни.

Указав на этот молитвенник своим волосатым перстом, Чугунов подмигнул мистеру Брэнчу и хрипло сказал:

— Угости-ка, сыночек, молитвой!

Мистер Брэнч покраснел как рак.

— О чем он говорит? Какой молитвой?

— Известно, какой: ямайской!

Тут мистеру Брэнчу пришлось со стыдом признаться, что его молитвенник совсем не молитвенник, а плоская бутылка без горлышка, искусно вделанная в бархатный футляр, которому придана форма молитвенника.

Мистер Брэнч был вне себя от восторга и сразу уверовал в великий талант Чугунова.

— Гений! Гений! — повторял он ликуя. — Вы только подумайте, я молюсь по этому молитвеннику уже одиннадцать лет, и никто, даже моя жена, не знает, какие в нем прекрасные псалмы. Приходит сюда этот гениальный медведь и сразу открывает мою тайну!

Чугунов и вправду был гений. Это признавал даже Лейтес, который нередко в затруднительных случаях обращался к нему за советами.

— Да, он гений, но до первой рюмки!

Увы, это было так. Хуже всего было то, что во хмелю он становился хвастлив и в несколько минут разрушал все плоды долгих усилий.

Но теперь этого не будет! Нет! Он не прикоснется к вину, покуда не разрешит той загадки, которую взялся разрешить!

Загадка трудная, почти неразрешимая. Но Чугунов не отчаивается.

Он сидит у себя в предбаннике в одном нижнем белье и, почесывая волосатой рукой волосатую грудь, внимательно изучает какие-то письма, исписанные кривыми каракулями.

Это продолжается весь день. До самого позднего вечера Чугунов размышляет над своими бумагами. Бумаги непонятны, сумасбродны и дики. На одной из них, например, написано следующее:

«Обо мне не беспокойся. Саван теплый, из соседнего склепа не дует. Но повторяю: пришли мне валенки и шаровидную молнию».

Другая записка такая:

«Конечно, S. I. S. лучше, чем К. К. К., но я предпочитаю USSR. Можешь сказать об этому М. D. В. и L. М. L.».

Третья записка длиннее других:

«У меня на New Maidens тихо. Я уже провел электричество от купчихи Жеребчихи к Почтанникову. Двадцать девятого приезжай непременно. Мне без тебя будет трудно. Нажми правый сосок Жеребчихи, и я тебе тотчас открою. Лишний гроб тебе всегда найдется!»

Над этой третьей запиской Чугунов размышлял часа два, а потом позвал к себе парикмахера Зиммеля, работавшего тут же, при банях, и, тыкая пальцем в иностранные буквы, спросил его, что они значат. Парикмахер Зиммель недавно вернулся из Бруклина, где прожил четырнадцать лет. Он считался великим лингвистом, так как умел говорить (главным образом о мозолях, бриолине и перхоти) на девяти языках.

Зиммель объяснил Чугунову, что New Maidens — Нью Мэйденз — это по-английски: новые девочки.

От этого объяснения Чугунов весьма взволновался, схватил суковатую палку, сунул в карман револьвер и, даже не поблагодарив парикмахера, побежал на вокзал Октябрьской железной дороги.

— В Москву! В Москву! — шептал он.

Войдя в вагон, Чугунов увидел Лейтеса, который тоже направлялся в Москву.

Лейтес сидел у окна и жарко спорил с какой-то девушкой.

Чугунов завалился спать. Засыпая, он слышал, как Лейтес выкрикивает нервическим шепотом: